Онлайн книга «Цель неизвестна. Победителей судят потомки»
— И где же вы все это время изволили находиться, граф Давыдов-Крымский? — с сарказмом спросил я, отвлекаясь от старых достижений и возвращаясь к новым делам. — Часом, не гуляли выпивши на радостях или с горя? Вид у того слегка растрепанный, усталый, и глаза красные. Тоже не спал. А вот чем занимался, неизвестно. Давно должен был прибыть и снять с меня хотя бы гарнизон, проследив по праву чина за спокойствием в столице. Фельдмаршал Давыдов человек достаточно авторитетный и лишний помощник рядом не помешал бы. — Изучал обстановку, беседовал со старыми знакомыми. Явно подразумевалось «ты же меня держал в Царицыно, и я только сейчас получил возможность вербовать соратников тебе на пользу». Ну это он так думает. А у меня свои планы. — Нехорошо попрекать старого друга выпивкой, — заметил он, выразительно глядя на остатки еды. Точнее, на присутствующую среди остальной посуды бутылку. Вообще-то красное вино даже в нашем возрасте полезно в малых дозах, но выжрал ее содержимое вовсе не я, а пристав Игнатьев. На мою долю оставалось грамм полтораста, не больше. Только объяснять я это не собираюсь. С какой стати оправдываться? — Богатые люди не должны жить жизнью аскетов, — изрек я, — они просто обязаны вкушать хорошо приготовленную пищу, есть экзотические фрукты и запивать добрым вином. Покуда вельможа питается черствым хлебом и запивает водой, он думает, что бедняк может питаться и камнями. — Я не люблю притчи с детства, — недовольно пробурчал Афанасий Романович. — Поп еще тогда надоел с нравоучениями. — Но хорошо питаться не означает обжираться, а стакан вина не равен фляжке с высокоградусным пойлом. — Вынужден пересмотреть прежнюю мысль, — хмыкнул он. — Это какую? — Что ты знал о готовящемся убийстве императора, затем и предложил подождать. Я откинулся на спинку стула: — Занятное обвинение. — Напротив, полное оправдание. Знал бы ты конкретные сроки, в жизни бы не позволил мне вчера надираться. — Я не Господь Бог и всезнайством не страдаю. — А ведь правда что-то знал. Не мог не знать. — Не хочешь покричать: «Слово и дело»? [4] Или ты просто ори погромче, а слуги сами сбегают в Тайную канцелярию. — Я что, сумасшедший, с доносами бегать? — откровенно удивился фельдмаршал. — Да хоть бы ты три раза приложил руку, готов за то расцеловать и в ножки поклониться. — Скажи я «нет», — с ненаигранной досадой ответил я, — не поверишь. Сказать «да» — натурально надо не иметь в голове ничего. Так чего ты добиваешься? А, знаю! Умным себя внезапно почувствовал. Ошибаешься, смышленый бы промолчал, а то как бы и тебя под чего нехорошее не подвел, раз уж совести не имею. — Я совсем не то… — Да мне плевать, что ты хотел! Как был полковником, так и остался. Ничуть не вырос здесь. — Я постучал пальцем по лбу. — Лучше бы в карты играл, а не в заговоры, и то предпочтительней по результатам. Он только крякнул. В этом году успел просадить тысяч восемь, не меньше. Даже по моим доходам сумма излишняя. — Я всерьез начинаю думать, что тебе пора на абшид и жить в имении. Доверить нечто серьезное… — Я что, был плохим генерал-губернатором Кавказа?! — запальчиво вскричал герой мальчиков, собирающихся делать военную карьеру. Я сам на свою голову лепил этот образ через газеты. Теперь пожинаю плоды. Господин Давыдов не иначе поверил в героический пропагандистский образ. — Был, да закончился. — И кого на мое место? — Да Панин и останется, — без особой радости пояснил я. — Значит, не стал с ними ссориться окончательно, — пробормотал Афанасий Романович. — Никита Иванович кость жирную получил и определенные рычаги воздействия. Не хочешь прямой конфронтации. Дураком мой старый товарищ точно не является. Как и каждый высокий чин, имеющий отношение к политике, придворные расклады умеет считать замечательно. Никита Иванович Панин был наставником Дмитрия, но и сам по себе профессиональный дипломат, мягкий, осторожный, любезный и приветливый со всеми. С приходом нового императора к власти оказался на первых ролях и умело воспользовался положением, протащив множество своих креатур и родственников на важнейшие посты. Его идеи мне частенько не по душе, однако человек он непростой и с серьезной поддержкой. Топить сразу скорее вредно. Потому и с рокировкой на посту канцлера все не так просто. Выгоднее тихо договориться. Его брат, Петр Иванович, напротив, прямолинеен, резок, порою груб и имеет склонность откровенно высказывать свое мнение даже тогда, когда это могло не понравиться лицам весьма влиятельным. На военной службе с четырнадцати лет и неплохо показал себя в боях. Рос в чинах и награждался за реальные достижения. К обязанностям своим относился ревностно, но характер у него оказался сложный, во всяком случае, без моей и брата поддержки высоко бы не поднялся. Он о том знал и меня уважал. Идеальная фигура для компромисса с кланом Паниных. — А куда тогда меня? — с тревогой спросил Давыдов, окончив мысленные усилия. — Министром обороны пойдешь? — Умеешь, Михаил Васильевич, красиво назвать, — хмыкнул он с облегчением. — Обороны, понимаешь. Мы не нападаем. — Можно считать, договорились? — Нет, — неожиданно ответил Давыдов. — Когда министерство создавали, ничего не изменилось. Взяли коллегию и ярлычок переклеили. Не совсем так. Добивались сокращения некоторых учреждений и большей централизации. Заодно и штаты с жалованьем пересмотрели и ввели четкий порядок для повышения. Но сейчас спор неуместен, перебивать не стану. — В других местах все переделали, а у меня нет! Все-таки он согласен, торгуется. — А чего хочешь? — поинтересовался я. — Полностью пересмотреть департаменты, отменив Шведский, Гарнизонный, Иностранный, Учебный, передав их функции в другие оставшиеся и создав отдельные Инженерный, Медицинский, а также канцелярии более низкого уровня, как то: топографическую и военную типографию. А также… С уничтожением Шведского департамента он торопится, но мысль занятная. — Стоп! Ты всегда утверждал, что профессионал в отличие от меня… — Так и есть. — Вот иди и изложи все с подробностями на бумаге. А потом рассмотрим, — со злорадством добавил я, — советом, состоящим из директоров департаментов и представителей генералитета. — Ты еще заяви, что против важных для армии изменений. — Он был искренне возмущен моей «изменой». Собирался все неприятности спихнуть на другого и выступить утешителем и спасителем в глазах высшего командования. Он-де из своих все и сделал, а претензии к Ломоносову. Я эти штуки много лет кушал и давно не попадаюсь. Любые изменения пусть сам и отстаивает. |