
Онлайн книга «Приваловские миллионы. Золото»
– Нельзя же кое-как, Андрон Евстратыч, – уговаривала она старика своим уверенным тоном. – Пригодится еще Илья Федотыч… Все за ним ходят, как за кладом. – Ох, знаю, Марьюшка… Да мне-то какая от этого корысть?.. Свою голову не знаю, как прокормить… Ты расхарчилась-то с какой радости? – Нельзя, Андрон Евстратыч: порядок того требует. Тоже видали, как добрые люди живут… Илья Федотыч за бутылкой хереса сообщил Кишкину последнюю новость, именно о назначении Оникова главным управляющим Балчуговских промыслов. – А куда же Карачунский? – удивился Кишкин. – Ну, это его дело… Может, ты же ему место-то приспособил своим доносом. Влетел он в это самое дело, как кур во щи… Ах, Андрошка, бить-то тебя было некому!.. – От бедности очертел тогда, – согласился Кишкин. – Терпел-терпел и надумал… За бутылкой вина старики разговорились о старине, о прежних людях, о похороненном казенном времени, о нынешних порядках и нынешних людях. Илья Федотыч как-то осовел и точно размяк. – Пожалеют балчуговские-то о Карачунском, – повторял секретарь. – И еще как пожалеют… В узле держал, а только с толком. Умный был человек… Надо правду говорить. Оников-то покажет себя… – Народ изварначился ныне, Илья Федотыч… – Ну, это тоже суди на волка и суди по волку. Промысла-то везде одинаковы, – сегодня вскачь, а завтра хоть плачь. – Разжалобился ты што-то уж очень, Илья Федотыч… У себя в канцелярии так зверь зверем сидишь, а тут жалость напустил. – Ох, помирать скоро, Андрошка… О душе надо подумать. Прежние-то люди больше нас о душе думали; и греха было больше, и спасения было больше, а мы ни богу свеча, ни черту кочерга. Вот хоть тебя взять: напал на деньги и съежился весь. Из пушки тебя не прошибешь, а ведь подохнешь, с собой ничего не возьмешь. И все мы такие, Андрошка… Хороши, пока голодны, а как насосались – и конец. – Тебе в попы идти, Илья Федотыч, – рассердился Кишкин. – В самый раз с постной молитвой ездить… Это жалостливое настроение Ильи Федотыча, впрочем, сменилось быстро игривым. Он долго смотрел на Марью, а потом весело подмигнул и заметил: – Игрушка?.. – Хороша Маша, да не наша… С мужем живет. – Што же, это еще лучше, коли с мужем… хи-хи!.. Из-за мужа-то и хозяина пожалеет… Илья Федотыч рано утром был разбужен неистовым ревом Кишкина, так что в одном белье подскочил к окну. Он увидел каких-то двух мужиков, над которыми воевал Андрон Евстратыч. Старик расходился до того, что, как петух, так и наскакивал на них и даже замахивался своей трубкой. Один мужик стоял с уздой. – Грабить меня пришли?! – орал Кишкин. – Петр Васильич, побойся ты Бога, ежели людей не стыдишься… Знаю я, по каким делам ты с уздой шляешься по промыслам!.. – Мы нащет работы, Андрон Евстратыч, – заявил другой мужик. – Чем мы грешнее других-прочих?.. Отвел бы делянку – вот и весь разговор. Это были Петр Васильич и Мыльников, шлявшиеся по промыслам каждый по своему делу. На крик Кишкина собрались рабочие и подняли гостей на смех. – Ты их обыщи, Андрон Евстратыч, – советовал кто-то. – Мыльников-то заместо коромысла отвечает у Петра Васильича. – Ну и обыщи, коли на то пошло! – согласился Петр Васильич, распоясываясь. – Весь тут… Хоть вывороти. – А мне надо сестрицу Марью повидать, – заявил Мыльников не без достоинства. – Кожин тебе кланяется, Андрон Евстратыч. Выскочившая на шум Марья увела родственников к себе в горенку и этим прекратила скандал. – Скупщики… – коротко объяснил Кишкин недоумевавшему гостю. – Вот этот, кривой-то, настоящий и есть змей… От Ястребова ходит. – Ну, у хлеба не без крох, – равнодушно заметил секретарь. – А я думал, что тебя уж режут… – И зарежут… Мыльников сидел в горнице у сестрицы Марьи с самым убитым видом и говорил: – Вот, Марьюшка, до чего дожил: хожу по промыслам и свою Оксю разыскиваю. Должна же она своего родителя ублаготворить?.. Конешно, она в законе и всякое прочее, а целый фунт золота у меня стащила… – Мало ли что зря люди болтают, – успокаивала Марья. – За терпенье Оксе-то Бог судьбу послал, а ты оставь ее. Неровен час, Матюшка-то и бока наломает. – Прямо убьет, – соглашался Мыльников. – Зятя Бог послал… Ох, Марьюшка, только и жисть наша горемышная. – Пировал бы меньше, Тарас… Правду надо говорить. Татьяну-то сбыл тятеньке на руки, а сам гуляешь по промыслам. Мыльников удрученно молчал и чесал затылок. Эх, кабы не водочка!.. Петр Васильич тоже находился в удрученном настроении. Он вздыхал и все посматривал на Марью. Она по-своему истолковала это настроение милых родственников и, когда вечером вернулся с работы Семеныч, выставила полуштоф водки с закуской из сушеной рыбы и каких-то грибов. – Не обессудьте на угощении, гостеньки дорогие… – приговаривала она. – Ах, Марьюшка, родная сестрица! – ахнул Мыльников. – Вот когда ты уважила… Семеныч чувствовал себя настоящим хозяином и угощал с подобающим радушием. Мыльников быстро опьянел, – он давно не пил, и водка быстро свалила его с ног. За ним последовал и Семеныч, непривычный к водке вообще. Петр Васильич пил меньше других и чувствовал себя прекрасно. Он все время молчал и только поглядывал на Марью, точно что хотел сказать. – Очертел Шишка-то… – заговорил наконец Петр Васильич, когда остался с глазу на глаз с Марьей. – Как зверь накинулся даве на нас… – Его не обманешь: насквозь видит каждого. – Видит, говоришь? – засмеялся Петр Васильич. – Кабы видел, так не бросился бы… Разве я дурак, чтобы среди бела дня идти к нему на прииск с весками, как прежде? Нет, мы тоже учены, Марьюшка… – Спрятал в лесу где-нибудь весы-то свои? – Обыкновенно… И Тарас не видал, потому несуразный он человек. Каждое дело мастера боится… Вот твое бабье дело, Марья, а ты все можешь понимать. Петр Васильич придвинулся к ней поближе и спросил шепотом: – А есть у тебя какое-нибудь женское дело с Шишкой? Марья отрицательно покачала головой и засмеялась. – Себя соблюдаешь, – решил Петр Васильич. – А Шишка, вот погляди, сбрендит… Он теперь отдохнул и первое дело за бабой погонится, потому как хоша и не настоящий барин, а повадку-то эту знает. – Так поглядывает, а штобы приставал – этого нет, – откровенно объяснила Марья. – Да и какая ему корысть в мужней жене!.. Хлопот много. Как-то он проезжал через Фотьянку и увидел у нас Наташку. Ну, приехал веселый такой и все про нее расспрашивал: чья да откуда… – Про Наташку, говоришь? Польстился, значит… – Не корыстна еще девчонка, а ему любопытно. Востроглазая, говорит… С баушкой-то у него свои дела. Она ему все деньги отвалила и проценты получает… |