Онлайн книга «Приваловские миллионы. Золото»
|
О семье Бахаревых Привалов слышал стороной, что дела по приискам у Василия Назарыча идут отлично. Рассказывали о сотнях тысяч, заработанных им в одно лето. За богатством опять тянулась блестящим хвостом слава. Все с уважением говорили о старом Бахареве, который из ничего создавал миллионы. Только о Надежде Васильевне никто ничего не знал, а Привалов слышал мельком о ней от доктора, который осенью был в Шатровских заводах. Костя Бахарев никогда не любил обременять себя перепиской, поэтому Привалов нисколько не удивился, что не получил от него в течение полугода ни одной строчки. Однажды на своем письменном столе Привалов, к своему удивлению, нашел карточку Кости Бахарева. – Он уехал, вероятно, обратно на заводы? – спрашивал Привалов Пальку. – Нет, они сюда приехали совсем… – Как совсем? – Так-с… Теперь живут в «Золотом якоре», просили известить их, когда вы приедете. Прикажете послать им сказать? – Нет, не нужно… Я сам к нему поеду. Этот неожиданный приезд Кости Бахарева поразил Привалова; он почуял сразу что-то недоброе и тотчас же отправился в «Золотой якорь». Бахарев был дома и встретил друга детства с насмешливой холодностью. – Я совсем, Сергей Александрыч, – заговорил Костя, когда Привалов сел на диванчик. – Как совсем? – Да так… Получил чистую от Александра Павлыча. – Ничего не понимаю! – А между тем все дело чрезвычайно просто: пока ты тут хороводился со своей свадьбой, Половодов выхлопотал себе назначение поверенным от конкурсного управления… Да ты что смотришь на меня такими глазами? Разве тебе Веревкин ничего не писал? – Последнее письмо я от него получил месяца два тому назад. – Ну, батенька, в это время успело много воды утечь… Значит, ты и о конкурсе ничего не знаешь?.. Завидую твоему блаженному неведению… Так я тебе расскажу все: когда Ляховский отказался от опекунства, Половодов через кого-то устроил в Петербурге так, что твой второй брат признал себя несостоятельным по каким-то там платежам… – Да ведь он идиот? – Это все равно… Объявили несостоятельным и назначили конкурс, а поверенным конкурсного управления определили Половодова. Впрочем, это случилось недавно… Он меня и смазал для первого раза. Говоря проще, мне отказали от места, а управителем Шатровских заводов назначили какого-то Павла Андреича Кочнева, то есть не какого-то, а родственника Половодова. Он женат на Шпигель, родной сестре матери Веревкина. Теперь понял, откуда ветер дует? Привалов несколько времени молчал; полученное известие ошеломило его, и он как-то ничего не мог сообразить: как все это случилось? какой конкурс? какой Кочнев? при чем тут сестрицы Шпигель? – Что же мы теперь будем делать? – проговорил Привалов, приходя в себя. – Ты – не знаю, что будешь делать, а я получил приглашение на заводы Отметышева, в Восточную Сибирь, – сказал Бахарев. – Дают пять тысяч жалованья и пятую часть паев… Заводы на паях устроены. – Так… Что же, скатертью тебе дорога, – ответил задумчиво Привалов, глядя в пространство, – а нам деваться некуда… – Я одного только не понимаю, Сергей, – заговорил Бахарев, стараясь придать тону голоса мягкий характер, – не понимаю, почему ты зимой не поехал в Петербург, когда я умолял тебя об этом? Неужели это так трудно было сделать? Привалов схватился за голову и забегал по комнате, как раненый зверь; вопрос Бахарева затронул самое больное место в его душе. – А Василий Назарыч знает о конкурсе? – спрашивал Привалов, продолжая бегать. – Да… я ему рассказывал… – Разве вы помирились? – То есть как тебе сказать: ведь мы, собственно, не ссорились, так что и мириться нечего было. Просто приехал к родителю, и вся недолга. Он сильно переменился за это время… – Вспылил, когда узнал о конкурсе? – Нет… заплакал. В старчество впадает… Все заводы жалел. Ах да, я тебе позабыл сказать: сестра тебе кланяется… Привалов вопросительно посмотрел на Бахарева; в его голове мелькнуло сердитое лицо Верочки. – Разве забыл – Надя? – Ах да… виноват. Ну что, как она поживает? – Ничего, теперь переехала на прииск к Лоскутову. Два сапога – пара: оба бредят высшими вопросами и совершенно довольны друг другом. – Я слышал, что Василий Назарыч разошелся с Надеждой Васильевной? – спрашивал Привалов, чтобы замять овладевшее им волнение; там, в глубине, тихо-тихо заныла старая, похороненная давно любовь. – Да, тут вышла серьезная история… Отец, пожалуй бы, и ничего, но мать – и слышать ничего не хочет о примирении. Я пробовал было замолвить словечко; куда, старуха на меня так поднялась, что даже ногами затопала. Ну, я и оставил. Пусть сами мирятся… Из-за чего только люди кровь себе портят, не понимаю и не понимаю. Мать не скоро своротишь: уж если что поставит себе – кончено, не сдвинешь. Она ведь тогда прокляла Надю… Это какой-то фанатизм!.. Вообще старики изменились: отец в лучшую сторону, мать – в худшую. Друзья детства проговорили за полночь о заводах и разных разностях. Бахарев не укорял Привалова, так как не интересовался его теперешней жизнью. Он даже не полюбопытствовал узнать, как теперь живется Привалову. Это было в характере Кости; он никогда не вмешивался в чужую жизнь, как не посвящал никого в свои интимные дела. Это был человек дела с ног до головы, и Привалов нисколько не обижался его невниманием к собственной особе. Сам Привалов не хотел заговаривать о своей новой жизни, потому что, раз, это было слишком тяжело, а второе – ему совсем не хотелось раскрывать перед Костей тайны своей семейной жизни. Все, и хорошее и дурное, Привалов переживал один на один, не требуя ничьего участия, ни совета, ни сочувствия. – Ты скоро едешь? – спрашивал Привалов на прощанье. – Не знаю пока… Может быть, проживу здесь зиму. Хочется отдохнуть. Я не хочу тебя чем-нибудь упрекнуть, а говорю так: встряхнуться необходимо. – Послушай, Сергей, – остановил Привалова Бахарев, когда тот направился к выходу. – Отчего же ты к нашим не заедешь? Я про стариков говорю… – Неловко как-то… – Ну, как знаешь… Тебе лучше знать. Из «Золотого якоря» Привалов вышел точно в каком тумане; у него кружилась голова. Он чувствовал, что все кругом него начинает рушиться, и ему не за что даже ухватиться. Приходилось жить с такими людьми, с которыми он не имел ничего общего, и оттолкнуть от себя тех, кого он ценил и уважал больше всего на свете. Прежде чем вернуться в свой дом, Привалов долго бродил по городу, желая освежиться. В голове поднимался целый ворох самых невеселых мыслей. Жизнь начала тяготить Привалова, а сознание, что он поступает как раз наоборот с собственными намерениями, – щемило и сосало сердце, как змея. VII |