Книга Сезон воронов, страница 109 – Соня Мармен

– Выгодное, говорите вы? – возмутился Дункан, внезапно обретая дар речи. – Но для кого?

Изнуренное, худое лицо Гленлайона ожесточилось. Он нахмурился, хотя взгляд его выцветших голубых глаз остался грустным.

– Для нее самой, Макдональд. Вы неправильно истолковали мои намерения. Я всем сердцем люблю дочь. Ради нее я готов поступиться некоторыми своими принципами. Я бы никогда не воспользовался Марион ради собственного обогащения. Я хочу, чтобы это было ясно с самого начала.

– Это ясно, сэр.

Гленлайон вздохнул и посмотрел на портрет красавца кавалера над камином.

– Ваши намерения, Макдональд, – вот что меня волнует! Зачем мужчине из Гленко преследовать дочь Гленлайона, если только он не хочет… В общем, если вспомнить, в каких отношениях наши кланы, полагаю, неудивительно, что я задаюсь такими вопросами.

– Я понимаю, – отозвался Дункан. – Но мои намерения самые честные, сэр, поверьте!

Лэрд насмешливо улыбнулся.

– Поверить вам на слово? Хотелось бы. Но вот загвоздка: я давно не доверяю людям, которые приходят из Проклятой долины. И мне трудно усмотреть в этой истории что-то помимо желания отомстить. Мне очень дорога моя дочь. Она – это все, что у меня осталось… она напоминает мою покойную супругу.

– Сочувствую вам, сэр. Марион мне рассказывала…

– Она вам рассказывала? Что ж, это хорошо.

Он задумался. Длинные пальцы лэрда нервно теребили карман небесно-голубого бархатного камзола, подчеркивавшего цвет его глаз. Дункан представил Марион в платье того же цвета…

– Вы принудили ее?

Дункан заморгал от неожиданности.

– Нет, сэр, нет!

Лэрд поморщился, потер кончик носа и окинул юношу оценивающим взглядом.

– Полагаю, это правда. Марион трудно заставить делать то, что она не хочет, разве только ценой обид и слез, и мне это известно лучше, чем кому-либо. И если я правильно разгадал природу чувств, которые она к вам испытывает… Я поверил дочери, когда она сказала, что сама пригласила вас… в свою спальню. Ей всего шестнадцать, но, насколько я вижу, она уже знает, чего хочет. Я шокирован ее поведением, и это еще слабо сказано. Но я ничего не могу изменить, не так ли? – Он горько усмехнулся и продолжил: – Надо признаться, в этом есть и моя вина. Я всегда позволял ей все, что она хотела. И сегодня я слишком устал, чтобы с ней сражаться. К великому огорчению Амелии, моя дочь куда больше любила лазить в мальчишечьих штанах по торфяным кучам, чем благонравно сидеть в доме в чистом платьице и заниматься рукоделием или читать псалмы из Библии. Да вы и сами знаете, какая Марион упрямая!

Дункан улыбнулся уголками губ.

– Да, я заметил. И язык у нее подвешен как надо.

– Именно, – согласился лэрд и прищурился. – Полагаю, мне следовало обходиться с ней построже. Ее речь и манеры оставляют желать лучшего.

– А мне в ней это даже нравится, – сказал Дункан, не переставая улыбаться.

– О да, в этом я не сомневаюсь.

Гленлайон посмотрел на него так внимательно, что Дункану стало не по себе.

– Как зовут вашего отца?

– Лиам Макдональд.

– Лиам… Не слишком распространенное в Хайленде имя. Думаю, мы с ним встречались. Скорее всего, на моих землях, но не помню, когда именно.

В задумчивости он потер подбородок, потом снова повернулся и посмотрел на картину.

– Вам известно, что человек на портрете – мой отец?

– Да, я догадался.

– То, что он сделал, нельзя ни исправить, ни простить. Он был человеком слабым, легко подпадал под чужое влияние. Я считаю, что он совершал непростительные поступки, но не хочу, чтобы за них расплачивалась Марион. – И он многозначительно посмотрел на Дункана. – Вы понимаете?

– Прекрасно понимаю, сэр.

– Как вы намерены с ней поступить теперь, когда… Вы ведь понимаете, что я имею в виду?

– Я хочу увезти ее с собой в Гленко, – ответил Дункан, не моргнув глазом.

На лице лэрда заходили желваки. Он принялся перебирать пальцами звенья золотой цепочки от часов, пропущенной сквозь петельку камзола, и натянул ее так туго, что она вот-вот грозила лопнуть.

– Гленко… – прошептал он и поморщился, как если бы даже название этой долины было проклято. – И она согласилась?

– Да.

Гленлайон нахмурился и шумно выдохнул, словно признавая свою беспомощность. Дункан даже ощутил некоторую жалость по отношению к человеку, чей груз жизненных забот казался столь тяжким. Интересно, случалось Марион видеть отца улыбающимся?

– Скажите, Макдональд, а почему вы хотите увезти мою дочь в Гленко?

Дункан не сразу понял суть вопроса. Но когда понял, расправил плечи и вздернул подбородок.

– Потому что я люблю ее, сэр!

Сердце его неслось галопом, как испуганная лошадь, спасающаяся от опасности. Он только что озвучил отцу Марион чувства, которые питал к ней и которые осознал едва ли не час назад. Да, он любит Марион!

– Вы ее любите… – повторил Гленлайон громко. – И что же вы готовы сделать ради этой… любви?

– Ради Марион я готов на все.

Слова вырвались сами собой, Дункан даже удивился. Он любит Марион Кэмпбелл! Испытав приступ ярости там, в спальне, когда Джон ее ударил, он осознал, что мог бы убить за нее. Если бы Джон не был ее братом, он наверняка бы ударил его ножом.

– Поймите меня правильно, – продолжал между тем отец Марион, – я должен убедиться в том, что ваши чувства истинны. Для меня нелегко оценить, что вы за человек. Вы – уроженец Гленко, но я видел вас в бою. Вы бесспорно храбры. И, как я полагаю, человек чести. Моя дочь была в ваших руках некоторое время, и вы… – Он поморщился. – И вы отнеслись к ней с уважением. Я давно хотел поблагодарить вас за все, что вы для нее сделали.

Гленлайон подошел к маленькому одноногому столику, на котором стояли стаканы, и взял один. Потом снял с полки шкафа бутылку виски и вернулся к письменному столу.

– Вам наверняка известно, что мой отец промотал свое наследство, – сказал он, наливая себе драм янтарного напитка.

Потом открыл ящик стола и вынул ларец розового дерева с отделанными латунью уголками. Он оказался запертым. Дункан молча, с любопытством наблюдал за действиями лэрда, пока тот искал в связке нужный ключ. Наконец Гленлайон вставил маленький ключик в замочную скважину.

– Я разорен, и мне нечего дать Марион. – Он многозначительно посмотрел на Дункана. – Я хочу сказать, что не в состоянии дать дочери достойное приданое.

– Мне ничего от вас не нужно, сэр. Ваша дочь – вот все, чего я желаю.

– Да, разумеется. – Он усмехнулся себе под нос. – Хотя нет. Будем считать, что все коровы, которых вы украли с тех пор, как первый раз ступили на мои земли и я пинком под зад отправил вас домой, и есть ее приданое!