Книга Бесстрашная, страница 9 – Марина Ефиминюк

Неприятно заскрипела дверь в отцовскую спальню, и коридор озарился ярким светом свеженького магического кристалла.

— Ты почему не спишь? — Сонный отец щурился в мою сторону. Наряженный в длинную широкую сорочку и со скособоченным ночным колпаком на голове, он походил на привидение сумасшедшего ключника.

— Не могу заснуть, — не покривила я душой.

— Мне показалось, что ты с кем-то говорила, — с подозрением протянул он. — И этот кто-то отвечал мужским голосом.

— В середине-то ночи? — фыркнула я, направляясь к каморке.

— Лампу возьмешь? — вяло предложил отец.

— Свет спать мешает.

— С каких это пор тебе свет спать мешает? — Спросонья отец быстро раздражался.

— Спокойной ночи!

Его ворчание заглушила закрывшаяся дверь в каморку. Улегшись в потемках на твердую перину, я завернулась с головой в стеганое одеяло. Внутри уютного, пахнущего травами кокона царило спокойствие. Тепло навевало сладкую дрему.

Наверное, после столкновения с ночным гостем я должна была испытывать тревогу и прислушиваться к любому звуку, но в противовес здравому смыслу меня, точно невидимой вуалью, окутывало ощущение абсолютной безопасности.

За ночь погода испортилась. Небо заволокло низкими тучами, улицы наполнились злыми сквозняками, и город оцепенел, пытаясь угадать, чего ожидать от весенней непогоды — ледяного дождя или снега.

Кутаясь в душегрейку, быстрым шагом я спустилась из Кривого переулка к людной площади с омнибусной станцией. В разношерстной толпе надрывал горло мальчишка с перекинутыми через локоть листовками.

— Срочная новость! — кричал он, распугивая народ. — Жулита не выдержала позора и спрыгнула с моста!

Что?!

Опешив, я ловко выхватила из рук пацаненка совсем свеженькую листовку. Бумага пахла свинцовыми чернилами, на полях темнели следы от пальцев разносчика. Под черно-белым портретом актерки, запечатленной на сцене, было напечатано предсмертное послание, написанное мелким и таким неразборчивым почерком, будто Жулита едва-едва умела держать в руках перо. В колонке тоже шла сущая околесица о муках совести и прочей белиберде.

При виде имени Пиотра Кравчика, автора горячей новости, у меня, кажется, вытянулось лицо. Невольно вспомнились темный зал едальни, ухмылявшийся газетчик и важные господа, с кем он спускался из закрытых кабинетов. Жулита не врала, когда утверждала, будто от нее пытались избавиться! Убийцы не учли только одного, что кто-то может вмешаться и спасти замороченную колдовством жертву. Они не учли меня!

…Мы в большой беде?

Не долго думая, я развернулась и, снова наплевав, что благородные девицы ходят размеренным шагом, держа спину, бросилась обратно в аптекарскую лавку. Ворвавшись в звякнувшие переливчатым колокольчиком двери, я тут же поняла, что новости о смерти Жулиты уже просочились в царство лекарственных трав. Более того, обсуждаются громкими голосами и с живейшим интересом всей длинной очередью.

С непроницаемым видом, словно похороненная молвой актерка не пряталась в хозяйской гостиной, отец выдвигал ящички у аптекарского стеллажа, прихватывал большими пальцами щепотки сушеных трав и бросал в бумажный рожок. При моем появлении родитель оглянулся через плечо и резюмировал:

— Вернулась?

Народ с любопытством посмотрел в мою сторону.

— Забыла… кое-что, — нашлась я и, прогрохотав каблуками по деревянной лестнице, взлетела на второй этаж.

Бледная, как кипенная простыня, актерка сидела на краешке дивана и невидяще таращилась в пустоту. На коленях, прикрытых простым коленкоровым платьем, лежала злосчастная листовка.

— Анна, — позвала я.

Она заторможенно повернула голову. От тоски, застывшей в больших темных глазах, на меня снова нахлынуло чувство вины.

— Простите, что не поверила вчера, когда вы говорили…

Неожиданно Жулита вскочила на ноги, и листовка соскользнула на пол.

— Ты обязана мне помочь! — Взгляд у актерки стал полубезумный.

— Конечно, вы можете оставаться здесь, пока не решите, что делать дальше. Шумиха скоро уляжется…

— Я хочу опровержение! Хочу исправить эту чудовищную нелепость! — перебила она меня. — Сегодня же! Они подделали предсмертную записку! Так? Значит, я должна написать своей рукой о том, что жива! Гравират с тобой?

Я неуверенно кивнула.

— Превосходно! Сделай оттиски! Вот так! — Она подошла к окну и встала вполоборота. — Я лучше всего получаюсь в таком ракурсе…

Видя мои колебания, она вдруг разъярилась:

— В конце концов, все началось с тебя! Если бы ты не следила за мной, то я бы сейчас собирала сундуки и переезжала в столицу!

Она указала на меня пальцем, как будто больно ткнула в совесть.

— Хорошо.

Сдаваясь, я достала из секретера письменные принадлежности.

— Пишите…

«Уличные хроники» занимали несколько стылых комнатушек в полуподвальном помещении и соседствовали с «Вестями Гнездича», занимавшими три верхних этажа, не только уютных, но и исключительно теплых, не требующих специального обогрева. Возможно, среди конкурентов служили неплохие ребята, получше Пиотра-подлеца-Кравчика, но того, что в морозы на их рабочих столах не замерзали чернила, а в коридорах стояли проклятые фикусы, было достаточно для глухой ненависти, сплачивавшей наш разноперый коллектив.

В конторе «Уличных хроник» царил не только влажный холод, с каким не справлялся очаг с тлеющими углями, но и уныние. Шеф сидел за большим обшарпанным столом, заваленным бумагами, и держался за голову. Угрюмое настроение начальства и новости о смерти Жулиты, главной героини утреннего выпуска, явно усугубили коллективное похмелье, ведь обычно сослуживцы праздновали до последнего гуляки, упавшего лицом в тарелку с закусками.

— Явилась! — буркнул шеф в напряженной тишине. — Ты время видела?

— Я с колонкой! — с порога с воодушевлением заявила я, хотя внутренне сжималась от предчувствия, куда именно меня пошлют с новостями о том, что погибшая актерка вовсе не погибла. Наверняка в королевские оранжереи собирать материал о цветочной выставке.

Коллеги оживились, но стоило шефу злобно зыркнуть в их сторону, как они тут же сникли, словно увядающие венчики тюльпанов. Только незнакомый парень, видимо, новенький, прижав к груди сумку, поспешно приподнялся со стула, чтобы поприветствовать меня:

— 3-з-здрасьте!

— Угу, — согласилась я и, мгновенно забывая про него, аккуратно подсунула шефу опровержение Анны Кобыльской.

— Что это?

— Это письмо Жулиты о том, что она жива!

— Ты меня разыгрываешь? — Он взялся за заметку, приблизил к носу, отдалил, потом на ощупь отыскал под завалами бумаг монокль и, прищурив один глаз, принялся изучать.