Онлайн книга «Неунывающие вдовушки»
|
Любой гость предпочел бы пить кофе на террасе, любуясь видом, но Пам почему-то повела меня в гостиную. С тех пор как мы были здесь с Дино, в доме многое изменилось. Новая хозяйка переделала все на свой вкус. А вкус у нее есть, должна признаться, хоть она и американка. В гостиной висело несколько картин, воздушных пейзажей в духе импрессионизма. Подали кофе, я отвлеклась от полотен, но Памела заметила мое внимание, и оно ей явно польстило. – Любите живопись? Вам нравится моя коллекция? А вот некоторые мои гости их вовсе не замечают. А почему вы живете в Италии? Я наврала что-то о вечной тоске немецкой души и спросила ее о том же. – Honey [67] , – сказала она, нервно сжимая сухие пальцы, – причина все та же: cherchez l’homme! [68] Если женщина в возрасте делает себе подтяжку лица, становится набожной, начинает жертвовать деньги направо и налево, или же, наоборот, предается пороку, или вдруг бросается то в марксизм, то в буддизм, в конце концов перебирается на другой конец земли – это неспроста, за этим стоит мужчина. Почти всегда. Потом она часто раскаивается в своих безумствах. Вот и со мной то же самое. Ничего себе! В пятьдесят с лишним гоняться за мужчинами! Чтобы не показаться бестактной, я не задавала вопросов. Но Пам сама продолжала. Она трижды была замужем. Не пора ли остановиться? Она была бы рада, да не вышло. Вот сидит теперь одна в этой глуши и помирает со скуки. – Почему бы вам не вернуться в Америку? – спросила я с надеждой. – Хороший вопрос! Вскоре я на этот шаг решусь. Слава богу, мы с моим italiano [69] так и не поженились, иначе пришлось бы разводиться в четвертый раз, с той лишь разницей, что на сей раз мне не досталось бы ни цента. Кроме того, я узнала, что этот неблагодарный Казанова спутался с двадцатилетней вертушкой! – И она метнула на меня яростный взгляд, будто все молодые женщины – потенциальные гетеры. Я захлопала глазами с самым невинным видом, и она как будто смягчилась. Садовник все не возвращался. Памела время от времени бросала взгляд на барочные часы. Подали оливки и соленый миндаль, хозяйка предложила выпить – налила себе виски, мне – кампари. В соседней комнате зазвонил телефон, и Пам вышла. Сейчас мне ничего не стоило бы подлить ей лекарство-убийцу в бокал. Звонил Умберто. «Феррари» в деревне в мастерской, но забрать машину можно только завтра. Может быть, он отвезет меня обратно во Флоренцию, предложила Памела. Нет, спасибо. Не стану доставлять людям столько хлопот. Все равно завтра придется возвращаться за машиной. Я бы переночевала в Кастеллине. Есть там какая-нибудь приличная гостиница? От выпитого Пам стала щедрей и гостеприимней. – Оставайтесь у меня, дорогая! В доме полно места, зато гостей почти не бывает. Ненавижу ужинать в одиночестве. А в ресторан одна не сходишь, местные зануды все кости перемоют. Так что вы меня только порадуете. Воображала, хвост поджала! В Италии можно ходить одной в ресторан сколько угодно, мы же не в Иране! Домработница, молодая итальянка, проводила меня в спальню и положила на кровать пижаму из китайского шелка и дорожный косметический набор с эмблемой американской авиакомпании. Синьора Лачнит ушла к себе и прилегла, сказала девушка, если мне еще что-нибудь понадобится, она к моим услугам. – Как вас зовут? – спросила я. – Лючия, – отвечала домработница, радуясь моему вниманию. – Я заметила в саду отличный бассейн. Памела любит плавать? И вам позволяет? – Я не умею плавать, боюсь воды. Памела поначалу плавала, но потом ей кто-то рассказал, что там утонул прежний хозяин, и она стала обходить бассейн стороной. Хотя это, возможно, просто отговорка. Она больше любит лежать в шезлонге. – Сушит свою змеиную кожу! А я считала американцев фанатами фитнеса! Ну, вот и отлично! Скажу Коре, что препарат-убийца пропал зря, Пам не занимается спортом. – Вам нравится здесь работать? – Очень! – заверила меня Лючия. – Немного одиноко, правда. Зато хлопот мало. Поначалу я ночевала здесь, пока хозяйка не привыкла к дому. А теперь по вечерам после ужина я уезжаю домой. К счастью, иностранцы едят вовремя и немного. А синьора питается, по-моему, вообще святым духом. В чем только душа держится? Чудны́е они, эти янки! Мы с ней захихикали. – Хорошо, что вы можете пораньше возвращаться домой. У вас ведь наверняка есть друг! Вам есть к кому спешить. – Да, жизнь – не только уборка и готовка. Дино приезжает за мной каждый вечер. А по выходным я свободна. Я зевнула, чтобы прекратить разговор. Лючия задернула гардины и удалилась, наверняка сомневаясь, что ей следовало так откровенничать с гостьей хозяйки. Я уснула. Мне приснилось, что покойный англичанин вернулся с того света и стал требовать назад свои владения. После этого спать больше не хотелось, и я взяла с полки один из художественных альбомов, полистала и выяснила, что Памела Лачнит написала биографию американской художницы Мэри Кассат. Ай да Пам! И комнату для гостей украшали картины. У хозяйки страсть к импрессионизму. Но что вся эта мазня против моего Матисса! Пакет с картиной лежал у кровати на мраморном полу с зелеными прожилками. Не вставая с кровати, я вынула из пакета мое сокровище. Матисс теперь мой! Вдруг с террасы вошла Пам. Я дернулась, пытаясь спрятать полотно, но не успела. И Памела кинулась к полотну. Уж ей-то не надо объяснять, что это за художник. Пам впала в экстаз. – Невероятно! Откуда у вас это чудо? – Наследство, – мгновенно соврала я безо всякой подготовки. – Неужели! – не поверила она. – Вы что, княжеского рода? Пришлось выдумать богатых предков, которые трагически разорились. История моей семьи Памелу нисколько не заинтересовала. – Вы, конечно, знаете, эта вещь написана в середине двадцатых годов. Ваш дедушка смог купить ее дешево, с тех пор она сильно выросла в цене. Сколько вы хотите за картину? Жаль, некогда подумать. А если экспертиза? Выяснится, что полотно краденое. И начнется расследование. И зачем мне это? – Не продается, – уверенно отказала я. Глаза Памелы напомнили мне теперь Кору с ее одержимостью. – Я богата. Мы можем договориться. – Никогда! – уперлась я и вновь натянула на картину наволочку. Пам посмотрела на меня, как удав на кролика. Меня даже в краску бросило. – Картина подлинная, чтоб мне пропасть! – сказала Пам. – Краденая? – Нет! – врать так врать. |