Книга Деньги дороже крови, страница 66 – Владимир Гурвич

Однако на этом удивительные события в этот день не кончились. Уже когда я ехал домой, меня догнал звонок Фрадкова. Причем звонил лично он, не секретарша.

— Валерий Леонидович, вы где?

— Еду в машине домой.

На несколько секунд в трубке возникла пауза.

— Не заскочите ли вы ко мне сегодня, в часов этак двенадцать, — вдруг последовало предложение.

Я чертыхнулся про себя. У Фрадкова явно бессонница, он многими делами явно любит заниматься по ночам. Но у меня-то со сном как раз все в порядке. Уже в какой раз я не высплюсь и целый день буду ходить с чугунной головой. И что ему так приспичило?

— С удовольствием Михаил Маркович подъеду к вам.

— Буду ждать, — произнес он и отключился.

Я не представлял, зачем я ему понадобился в столь поздний час и почему нельзя решить все вопросы отведенное для этого рабочее время. Эти богатеи полагают, что деньги дают им особые привилегии и позволяют распоряжаться находящимися у них на службе людьми, подобно дорогим игрушкам, по собственному усмотрению.

Внезапно я остановился прямо посреди дороги. И если бы в этот час на автотрассе было бы сильное движение, в меня бы непременно кто-нибудь бы врезался. Но я не мог дальше вести машину, так как от охватившего снова прилива ненависти к Фрадкову, у меня затряслись руки. Я мог многое ему простить, но убийство Алексея Подымова — никогда. Я даже не предполагал, как глубоко вошел в меня образ этого молодого человека, с которым я-то и виделся всего несколько раз. Но именно подобные ему и образуют цвет любой нации, укрепляют веру в то, что в жизни существуют не только воры, негодяи, убийцы, казнокрады и взяточники, но честные и преданные до самопожертвования своим идеалам люди. Но только потому, что он оказался на пути этого денежного мешка, его убрали, смахнули, как крошки со стола.

Мне понадобилось минут двадцать, чтобы успокоиться. В первый раз мне помогла это сделать Ольга, сейчас — мысль, что я обязан отмстить за Подымова. И ради этой цели надо скрывать свои чувства, делать все от меня зависящее, чтобы как можно глубже вкрасться в доверие к Фрадкову.

Я подъехал к железным дверям, преграждающим путь к особняку Фрадкова. Несколько раз просигналил. Тяжелые створки разъехались, и показалась пара охранников. Они заставили меня выйти из машины, быстро, но очень тщетельно и обыскали. И только после этого позволили въехать на территорию усадьбы.

Фрадков меня ждал в холле. Его вид меня удивил. Обычно он был одет в хороший дорогой костюм. Другое дело, что из-за непропорциальной фигуры любая одежда висела на нем как мешок. Но сейчас он был в каких-то потертых джинсах и в майке с рисунком Микки-Мауса. Таким я его еще не видел.

— Рад, что вы приехали, — произнес он, смотря на меня какс всегда своим подозрительным взглядом.

Интересно, а хотя бы раз струилась ли из его глаз любовь, нежность, сочувствие, сострадание? В такое как-то трудно поверить.

Мы обменялись рукопожатием. Причем, он первым протянул руку.

— Пойдемте, выпьем, закусим. Вы любите раки? Я просто обожаю.

— Я — тоже.

— Вот и хорошо, тогда поедим, — вдруг рассмеялся Фрадков и даже в предвкушение потер руки.

Он ввел меня в комнату. Посередине ее стоял сервированный стол. На нем было много всякой снеди, но мой взор невольно остановился на возвышающейся настоящей горе из раков. Такого удивительного натюрморта в своей жизни я еще не видел.

Не то, что я великий гурман, но при виде хорошей еды у меня всегда повышается настроение. А одинокая жизнь приводила к тому, что питался я весьма однообразно. И сейчас не мог отказать себя в удовольствие попробовать расставленные на столе деликатесы. Но мысль о том, что меня угощает убийца Подымова, портило весь этот пир.

Что касается Фрадкова, то он кроме раков почти ничего не ел. Зато их поглощал в немереных количествах и с феноменальной скоростью. Со знанием дела анатома, разрывал их панцири и отправлял в рот самые лакомые кусочки, бросая остатки в глубокую тарелку. Рачье мясо он запивал пивом из кружки. Отдельные красные кусочки приклеились к его подбородку, но в угаре пиршества он ничего не замечал. У меня было полное впечатление, что он настолько поглощен своим занятием, что даже забыл про то. что я сижу за тем же столом. Зато теперь я понял истинную страсть этого человека — это страсть к еде.

На моих глазах раковая горка существенно сократилась в своих размерах. Я был так поглощен этим зрелищем, что даже на какое-то время перестал есть. Внезапно Фрадков поднял голову и взглянул на меня. Что-то странное мелькнуло в его глазах.

Он смахнул с подбородка отходы от раков.

— А вы, почему не едите? Очень вкусные раки.

— Я ем.

В качестве подтверждения своих слов я протянул руку за раком.

— А вот налейте пиво. Очень хорошее. Вчера привезли прямо из Германии. По моему заказу, — не без гордости сообщил он.

Я выполнил и это указание. Пиво действительно было превосходным. Несколько следующих минут мы были поглощены едой.

Вся эта сцена мне начинала постепенно надоедать. Было уже почти час ночи и мне хотелось домой. Я не понимал, зачем Фрадков меня вызвал, не для того же, чтобы полакомиться раками в моем присутствии. Он же не торопился мне ничего сообщать.

— Вы наелись? — вдруг заботливо спросил Фрадков.

— Наелся. Все было невероятно вкусным.

— Люблю хорошо поесть, — признался он. — Хотя бы только ради этого стоит жить.

А вот Подымов уже ничего больше не съест. А он, наверное, тоже любил вкусно покушать.

— Пойдемте в мой кабинет, — пригласил Фрадков.

Идти оказалось совсем недалеко, мы лишь миновали пару дверей и вошли в кабинет.

Кабинет был заставлен красивой и дорогой мебелью. Но меня поразило не это, а то, что в нем не было книг. По крайней мере я не заметил ни одной. Зато стоял огромный бар. Фрадков первым делом направился к нему.

— Что вам налить, Леонид Валерьевич? Есть все. — В его голосе прозвучала гордость.

— Тогда немного коньяку. — Я сказал первое, что пришло в голову; пить мне не хотелось, хотелось спать.

Фрадков выполнил мою просьбу, налил что-то и себе и развалился напротив меня в кресле. Его короткие ноги едва доставали до пола.

— Вы мне симпатичны, — огорошил он меня признанием между двумя глотками какой-то желто-коричневоой жидкостью. — Вы не заискиваетесь. Я не уважаю тех, кто так себя ведет. А ведут себя так все.

— Спасибо. Но просто на любом месте я привык работать не за страх, а за совесть. А это делает ненужным заискивание и подхалимство.

Я насторожился, у меня даже пропал сон. Я чувствовал, что за этими словами последуют главные, ради которых меня угощали раками, а сейчас поют превосходным коньяком. Наверное, его доставили прямо из какого-нибудь французского погреба.