Книга Деньги дороже крови, страница 90 – Владимир Гурвич

— Это Михаил настоял, после того, как мы потеряли, судя по всему не без вашего участия груз, в нашем балансе образовалась огромная дырка. К тому же политическая ситуация складывается для нас неблагоприятна, экспортные пошлины, которые скорей всего введут в ближайшее время, окончательно должны нас доконать.

— Ерунда! — вдруг громко вмешалась в разговор Царегородцева. — Я все просчитывала. Концерн способен удержаться на плаву, только надо умерить ваши непомерные аппетиты. От каких-то непрофильных активов отказаться, поджать расходы, попытаться договориться с кредиторами. Это вполне возможно.

— Я ничего об этом не знал, — растерянно проговорил Кириков.

— Я докладывала о своих расчетах Фрадкову, но он не пожелал меня слушать. Еще бы, ведь речь шла о том. чтобы уменьшились его доходы.

— Это правда, Миша? — обратился Кириков к Фрадкову.

— Не слушай ее, это все ерунда. Мы сидим в яме по самую макушку.

— Конечно, сидим, мне кое что удалось отследить, хотя думаю, что далеко не все. Но за последнее время вы, Михаил Маркович, различными способом изъяли из финансового оборота концерна почти 300 миллионов долларов и перевели их с помощью Перминова на счета каких-то, скорей всего вами же созданных за границей фирм. А эти деньги вполне можно было бы использовать на покрытие убытков.

— Я ничего не знал об этих переводах, — растерянно проговорил Кириков. — Миша, это правда?

— Не верь этой сучке. Она все врет. Она хочет нас поссорить.

— Если мы отсюда выберемся живыми, я могу вам, Петр Олегович, показать кое какие документы. Я так полагаю, что ваш друг и партнер собирался вас кинуть.

— Теперь я начинаю кое-что понимать, — задумчиво произнес Кириков. — Я знал, что ты на все способен, но только не на то, чтобы предать нашу дружбу.

— Вы очень наивны, Петр Олегович, — сказал я, — нежели было неясно с самого начала, что этому человеку нельзя верить ни в чем. За деньги он предаст мать родную, не то, что лучшего друга.

— Боже мой, как я был слеп! — вдруг простонал Кириков. — У меня было все: деньги, богатство, положение в обществе, а теперь я в миг всего лишился. И все из-за тебя, Михаил. Ты негодяй!

Внезапно произошло то, чего я никак не ожидал. Кириков бросился на Фрадкова и попытался его ударить. Тот залепил ему в ответ оплеуху. Мужчины, как заправские борцы, схватились друг за друга, при этом каждый старался повалить своего противника.

Я не вмешивался в эту драку, ко мне она не имела никакого отношения. Если им приспичило, пусть их выясняют.

— Разнимите их, — попросила Царегородцева.

— Зачем, они всю жизнь шли к этой минуте.

— На это противно смотреть.

Я хотел ответить ей, но не успел. Внезапно до нашего слуха донеслись выстрелы. Кириков и Фрадков тут же прекратили потасовку.

Выстрелы усиливались. Было такое ощущение, что там, наверху шел настоящий бой.

Я взглянул на Царегородцеву, и у меня создалось впечатление, что для нее все это не является большой неожиданностью.

— Что происходит? — спросил я.

— Надеюсь, мы скоро будем уже по-настоящему свободны, — ответила она.

Выстрелы как внезапно начались, так же внезапно стихли. Мы молча стояли в ожидании того, что за этим последует.

К счастью ожидание длилось не долго, раздались чьи-то шаги. Я на всякий случай поднял пистолет.

Царегородцева вдруг бросилась ко мне.

— Не стреляйте, — крикнула она.

В камеру на крик вбежали несколько человек. Среди них к своему величайшему удивлению я узнал Галанова.

— Эти ребята сдались, — доложил он Царегородцевой. — Можно выходить.

— Спасибо, — поблагодарила она.

— А что делать с этими? — кивнул он на Кирикова и Фрадкова.

— Что с ними делать? — переадресовала она мне вопрос.

— У нас есть показания, где Фрадков признается в соучастие в двух убийствах. По крайней мере, его следует сдать в милицию.

Почему-то это предложение не вызвала энтузиазма у Галанова.

— Я в этом не участвую, — решительно заявил он он Царегородцевой.

— Я хочу побыстрей отсюда выйти, — сказала она. — А там, на верху посмотрим, что делать.

— Путь на волю свободен, — усмехнулся Галанов.

Царегородцева пошла первой. Все остальные — за ней.

Мы вышли из подвала и у самого в него входа едва не споткнулись о тело одного их охранников. Вокруг его головы разлилась густая лужа крови. Без всякого сомнения, он был мертв.

Царегородцева побледнела и слегка покачнулась. Я сжал ее локоть, она благодарна кивнула головой. Так мы и вышли из кухни.

Мы оказались в холле возле лестницы.

— Что будем делать дальше? — спросил Галанов.

— Я хочу немедленно уехать из этого дома, — сказала Царегородцева.

— А что делать с ними, мы так и не решили.

Царегородцева задумалась. Я тоже молчал, я уже понял. кто тут командует парадом. Правда, это было, пожалуй, самым удивительным событием из всех удивительных событий, что произошли за сегодняшний день.

Внезапно послышались чьи-то шаги. Я обернулся на звук и увидел, как к нам быстро приближается Ольга. А я как-то и забыл про нее.

Она быстро приближалась к нам, держа одну руку за спиной. Что-то в ее виде показалось мне подозрительным. Ольга почти поравнялась со мной, но смотрела она только на Фрадкова.

— Вы убийца! — вдруг громко воскликнула она, по-прежнему не спуская глаз с Фрадкова. — Вы убили моего жениха, Евгения Дьяченко. Вот вам за это.

Ольга резко выбросила руку вперед, и я увидел, что она сжимает пистолет. В самый последний миг я успел ударить по ее запястью. Я не думал спасать Фрадкова, на мой взгляд он заслужил смерть, но это произошло у меня автоматически.

Пуля ушла в сторону и вместо того, чтобы пробить Фрадкова дырку во лбу, лишь по касательной задела кожу на голове. Брызнула, заливая лицо кровь.

Ольга отбросила пистолет и радостно засмеялась. Впервые за все время нашего знакомства, я слышал, как она смеется.

Фрадков громко завопил, схватился за голову. Но рана оказалась настолько легкой, что он оставался стоять на месте.

— Кто-нибудь перевяжите его, — попросила Царегородцева.

У одного из его охранников оказался бинт, и он довольно умело перевязал своего уже бывшему боссу голову.

— Что будем делать с ними? — спросил я Марину.

— Нам придется их отпустить. — Она повернулась к Фрадкову и Кирикову. — Вы должны в течение двадцати четырех часов покинуть навсегда эту страну. Вы меня поняли? Иначе пеняйте на себя.