Онлайн книга «Асы. «Сталинские соколы» из будущего»
|
– Здесь Павловы живут? Женщина кивнула, и лицо ее сделалось испуганным. – К вам можно? Женщина отступила в коридор. Иван вошел и прикрыл за собою дверь. – Я от мужа вашего. Он увидел, как удивленно вскинулись брови и как-то вдруг вспыхнули надеждой глаза. – Вы пройдите, что же мы с вами в коридоре? Квартира была не коммунальной – отдельной. Иван еще удивился – выселить не успели? Семьи изменников, врагов народа и вредителей уплотняли, превращая квартиры в коммуналки, а то и вовсе выселяли. Но сейчас многие эвакуированы, и квартирный вопрос остро не стоял. – Вы видели моего мужа? – К сожалению давно, два месяца назад. – Как он? – Я вынужден сказать вам правду – он погиб. – Его расстреляли? Это так ужасно! Нам сообщили, что он осужден трибуналом. Не могу поверить в его вину. – Успокойтесь. Он погиб как герой, на моих глазах. Наш эшелон разбомбили, потом немцы выбросили десант на парашютах. Полковник Павлов организовал отпор. Оружие взяли у убитых конвоиров. Он проявил себя как настоящий, мужественный командир, как патриот. Женщина заплакала. – Простите. Так тяжело жить, когда все знакомые отвернулись. А я никогда в его вину не верила. Коленька не такой! Женщина не пригласила его на кухню – хотя бы попить чаю. Иван понял, что есть в семье нечего, пайки и продовольственные карточки семьям осужденных не выдавались. Да и выглядела женщина не то чтобы изможденной, но нездоровой. Иван скинул с плеча «сидор» и выложил на столик свой сухой паек – банку тушенки, два брикета гороховой каши, брикет сухого киселя, пакет сухарей и две банки частика в томате. – Вот, все, что могу. – Что вы, что вы! Вам нужнее! – Берите. А лучше всего уезжайте из Москвы, в какую-нибудь деревню – там с питанием проще. Да и пальцем показывать на вас не будут. Окончится вой-на – разберутся, реабилитируют. Только вам дожить надо. – Он… убит? – Ее глаза смотрели на Ивана с надеждой. – Честно скажу, сам лично тела не видел. Ранен был, в госпитале лежал. Но в той мясорубке шансов уцелеть мало у кого было. Нас было немного, и патронов на всех не хватало. – Где это произошло? – Быстро все случилось – налет, бомбежка… Полустанок маленький, надписи нет, какой-то километр – я толком и не видел. А увезли оттуда без памяти. Но при желании, после войны, думаю – найти можно. Должны же люди помнить, железнодорожники хотя бы. Братская могила быть должна. – Думаете, мы победим? – Не сомневаюсь. Пока есть такие командиры, как ваш муж, Россию не победить, не согнуть. – Спасибо за весть. Вы так убежденно говорите, как будто наперед знаете. – Не знаю, но верю, – поосторожничал Иван. – Русь тысячелетия стоит, и кто только по наши души не приходил – от татар до поляков. И что? Где они все? Устоим! – Слышал бы вас сейчас сынок наш, Андрей! – А где он? – На толкучку пошел – мои сережки на съестное менять. Может быть, вы останетесь? – Я проездом. Сами понимаете, военный человек подневольный. В полк надо вовремя прибыть. – Да-да, я понимаю. Спасибо вам за весточку. Хоть она и горькая, но теперь я знаю и сыну скажу, что его отец в бою погиб. – Пусть голову не склоняет. Его отец настоящий человек, герой. Прощайте. – Заходите, если в Москве еще будете. – Это вряд ли. Иван вышел. Тяжелую весть он принес в этот дом – весть о гибели мужа и отца. Но и достоинство вернул: не изменник Павлов. Пусть жена и сын гордятся. Иван прошел двор и вывернул на улицу. А через двести метров к нему кинулась девушка. Обняла. От неожиданности он отпрянул. Стоявшая рядом ее подруга изумилась: – Оля, ты чего? – А помнишь, я тебе рассказывала, как меня сержант на штурмовике спас, вывез? Вот это он и есть. Тут и Иван вспомнил. Только он ее летом видел, в комбинезоне и шлеме. А теперь она была в шапке и шинели. Девчонка отступила на шаг. – Вы же Николай Кравчук? – Да. – Только изменились вы. – Госпиталь не санаторий, не красит. – Так вы из госпиталя? – Да, в запасной авиаполк направлен по выздоровлении. Ольга переглянулась с подругой: – А идемте к нам. Мы с девчонками на квартире живем, не в казарме. Это недалеко от аэро-дрома. Вечер мог быть многообещающим, но Иван сразу сообразил: если будет проверка документов, ему полный… абзац, потому как по документам он никакой не Кравчук, а Скворцов. И тогда все снова: конт-рразведка, лагерь. А второй раз ему может не повезти, снаряд в одно и то же место дважды не попадает. – Не могу, – твердо отказался он. – У меня предписание, и я уже опаздываю. – Жаль. – Ольга выглядела разочарованной. Наверное, Иван в ее глазах выглядел героем. Приземлился, спас от немцев, потом был сбит, госпиталь… Настоящий летчик-фронтовик, не тыловая крыса. – Может, свидимся еще. До свиданья. Ольга с подругой еще несколько раз оглядывались, пока Иван уходил. Надо же, какая неожиданная встреча! Но сам Иван испытывал смешанные чувства. Он был рад, что девушка жива. Но наряду с радостью ощущал и некую досаду – ведь он чувствовал себя обманщиком. Чужие документы, чужая жизнь. Вздохнув, он поехал на вокзал. Здесь снова была проверка документов. Досматривали тщательно. Только потом он узнал, что документы разглядывали только с одной точки зрения – все ли секретные знаки на месте? В его предписании не была пропечатана точка. И это была не ошибка типографии, а знак для проверяющих. И скрепки на документах были ржавые, а не поддельные, изготовленные немцами из нержавейки для своих агентов и разведчиков. Так вычисляли настоящих диверсантов. Поезда он ждал долго, но сел. ЗАП был недалеко, в ближнем Подмосковье. Запасные авиаполки имели постоянный и переменный состав. Постоянный – это штаб, летчики-инструкторы, технический состав. Переменный – это летчики, прибывающие после госпиталей из расформированных частей и авиаучилищ. Контингент был разный – и по налету, и по боевому опыту. Летчиков обучали полетам на новых типах самолетов, формировали из них эскадрильи и полки, укомплектовывали техническим и прочим персоналом и отправляли в действующую армию. Авиазаводы осваивали и начали массово выпускать новые типы самолетов: Як-1, МиГ-1, Пе-2 вместо устаревших И-15, И-16, СБ. Кроме того, стали поступать самолеты по ленд-лизу – их тоже было необходимо осваивать. Дело усугублялось тем, что все надписи на приборах, тумблерах, ручках были на английском языке. Надписи переводились, тиражировались, и в авиашколах и ЗАПах их заучивали наизусть. |