Онлайн книга «Асы. «Сталинские соколы» из будущего»
|
– Артц, помочь! – продолжил немец. Тоже понятно: врач нужен, а то кровью изойдет. Кабы еще знать, где они сейчас? Немец полагает, что они в тылу у русских, Тихон же не знает. Немец ткнул пальцем в небо: – Фейерверкен! Что он сказать хочет, при чем здесь… Да это же он о сигнале ракетницей! Хочет, чтобы Тихон обозначил себя. А вдруг немцы приедут? Да и из чего стрелять? Из пистолета? Его через километр слышно не будет, а про видимость вообще разговора нет. – Найн сигнал, пистоле, – Тихон развел руками. Ну нет у него ракетницы… Немец понял, кивнул. – Ду бист, – он показал пальцем на своих. Так, у них ракетница есть. – Грюн? – это он о цвете ракеты. – Найн. – Тихон ткнул в то место на шлеме, где на форменной ушанке должна быть красная звезда. Немец понял, поднял палец: – Айн? – Я. Если так и дальше дело пойдет, хоть в переводчики иди. Тихон начал вспоминать единичные немецкие слова, которые слышал когда-то в кинофильмах. Понадобилось, приперло – сразу вспомнил то, что не учил никогда. – Айн момент… – Немец повернулся и ушел к своим. Через пару минут хлопнула ракетница, и вверх, озарив все вокруг, взмыла красная ракета. У Тихона, как и у других летчиков, на случай аварийной посадки к ремню был пристегнут пакет, в котором лежали две шоколадки и пачка печенья – это и был его весь аварийный запас. У немцев, видимо, комплектация была богаче. Минут через десять – снова хлопок, и вверх опять ушла красная ракета. Хм, может, они для себя помощь вызывают? Кто его знает, какая у немцев сигнализация для такого случая? Тем не менее ракеты дали эффект. Вдали показался тусклый свет одной фары, и значительно позже – надрывный звук мотора: в их сторону двигался грузовик. Он то и дело застревал – мотор выл, а грузовик стоял. Но понемногу машина приблизилась и остановилась в полусотне метров от немцев. За кабиной стояли два солдата с винтовками, из кабины лихо выскочил офицер: – Всем стоять, оружие на землю! Тихона сразу обдала волна радости – свои! Он на своей земле! Немцы подняли раненого, поддерживая его под руки. Бойцы выпрыгнули из кузова, подошли к ним и забрали пистолеты. До этой минуты Тихон стоял в лесу, сжимая в руке пистолет. Теперь же, сунув его в кобуру, он шагнул из-за деревьев: – Бойцы, не стреляйте, я свой! – Подними руки и шагай сюда, посмотрим, какой ты свой! Как только Тихон подошел, у него отобрали оружие. – Всем в кузов! Бойцы помогли раненому немцу подняться в кузов грузовика. Когда забрались все, они встали возле кабины по углам кузова, держа винтовки наперевес. Пилоты сидят, и Тихон с ними. Грузовик побуксовал в снегу, развернулся и поехал назад. Километра через три-четыре он остановился в селе, у кирпичного дома – до войны в таких располагался сельсовет или правление колхоза. Пленных завели внутрь. – А, поймали субчиков! Шлепнуть бы их сразу на месте! – сказал лейтенант, сидящий за столом. – Как «шлепнуть»?! Я свой, истребитель! Сбит был в бою, вот мои документы! – Тихон достал удостоверение и протянул его лейтенанту. Лейтенант изучил документ, но возвращать его Тихону не торопился. – Как я понимаю, они немцы? Как же ты в их компании оказался? – Я бомбардировщик сбил, его экипаж с парашютами выпрыгнул. Потом меня немецкий истребитель сбил. Опустился на парашюте, шел пешком через поле, лес. На грейдере немцев встретил, одного из них ранил в ногу. – Складно врешь, морда фашистская! Сунцов, перевяжи немцу ногу, и всех в камеру. – Что, и нашего тоже? – У нас что, две камеры? Он пока не наш, задержанный. Приедет из НКВД начальник – разберется. – Товарищ лейтенант, свяжитесь с полком, пусть за мной приедут. – Надо будет – свяжемся. И тут Тихон взбунтовался: – Меня, «сталинского сокола», – к немцам? Я их самолет сбил, летчиков в плен взял – и меня к немцам?! Нет такого в Уставе караульной службы! Сам Устав писался еще до войны, и о немцах там слова не было. Да и не держал Тихон его в руках никогда в жизни. Но он предполагал, что есть какие-то положения, внутренние инструкции о содержании задержанных. Тихон был напорист, чувствовал за собой правду, и лейтенант задумался. А если задержанный в самом деле немецкий самолет сбил и его экипаж в плен взял? Нехорошо получится, можно от начальства по шапке схлопотать, а то и на фронт загреметь – взводным. А о том, сколько дней взводный в окопе живет, лейтенант знал. – Ладно. Сунцов! Определи его в карцер! И Тихону: – Помещение холодное, но отдельное. Тихон надеялся, что замерзнуть в теплом комбинезоне он не успеет – или из полка приедут его выручать, или начальник лейтенанта появится. Однако, когда Сунцов запирал его в карцере, похожем на узкий пенал, все же попросил: – Горячего чаю не принесешь? Замерз я что-то… – Не положено. – Я за тебя чуть не погиб, а ты чаю жалеешь? Дрянь ты человек, Сунцов. Ефрейтор загремел ключами. Тихон присел на пол в углу – даже топчана нет, чтобы прилечь. За окном рассвело. Утро было хмурым, с низкими облаками, предвещавшими снег. Стало быть, полетов сегодня не будет. А впрочем, он уже «безлошадный», что ему до погоды? Часа через два загремели ключи, отворилась дверь. На пороге стоял Сунцов: – Выходи. Тихона вместе с немцами погрузили в грузовик, и, пустив клуб дыма и пара из выхлопной трубы, «полуторка» тронулась. Однако только они выехали из села, как навстречу им попалась черная «эмка». Проскочила, резко затормозила, развернулась в два приема и устремилась вдогонку. Обогнав, остановилась посередине узкой дороги. Грузовику некуда было деваться, и он тоже встал. Из кабины «полуторки» выбрался на подножку старшина: – Освободи дорогу! Но из «эмки» вышли двое командиров. Тихон их не видел, поскольку сидел на дне грузовика, вместе с немцами – под прицелом винтовок двух конвойных. – Ты как с командиром разговариваешь, старшина? Ко мне! Голос был грозный, и Тихон узнал своего комэска. Все же лейтенант дозвонился в полк… Наверняка интересовался, не их ли пилот сбит. Погода нелетная, их летчик задержан, вот комэск с одним из старших штурманов и поехал. Штурман по званию капитан, мужик боевой, для поддержки – самое то. |