Книга Быстрая смерть. Тайна Камня друидов, страница 92 – Глэдис Митчелл

Миссис Брэдли, с интересом наблюдавшая за его профессиональными манипуляциями, неприятно улыбнулась.

– Вы согласны со мной?

Доктор вымыл и вытер руки, снял халат и аккуратно повесил его на крючок.

– Никогда не задумывался, – ответил он и, вытянув перед собой крупные красивые руки, стал горделиво разглядывать их. – О ком вы? Наверняка о ком-то конкретном?

– О моем сыне Фердинанде Лестрендже. И о вашем сыне.

Доктор Барнс пожал широкими плечами:

– Он ваш сын? Не знал. Блестящий человек!

Внимательные черные глаза миссис Брэдли, быстрые, яркие и по-птичьи бесчувственные, следили, как он берет с вешалки и надевает пиджак.

– Да, Фердинанд – мой сын. Умница, весь в мать.

Она самовлюбленно хмыкнула, а врач насупился. Он терпеть не мог женских причуд, тем более старушечьих! Вспомнил, что эта неприятная особа сумела прославиться, пусть не самым достойным способом. Не иначе известность ударила ей в голову!

– Кажется, он защищал вас на суде по обвинению в убийстве? – спросил доктор, сознавая, что говорить так не принято и вообще негуманно, но получая удовольствие именно от этого.

– И добился моего оправдания! Можно указать вам на складку на плече? Пиджак вам идет, но не жарко ли в нем в это время года?

– Приходится страдать, заботясь о профессиональном достоинстве, – ответил он, приподняв в насмешливой улыбке ровный черный ус. – Если вы к Марджери, то она отправилась в деревню за покупками. Потом будет играть в теннис у викария. Жаль, что я не посвятил себя церковной жизни: до чего беззаботная жизнь у наших пастырей!

– Сам священник – плохой теннисист, – произнесла миссис Брэдли, выходя за ним в сад, – зато Марджери, если верить Обри Харрингею, – настоящая звезда. Ей бы соперника под стать!

– Она практикует там подачу и удары. Викарий – единственный, кому безразлично, когда сбивают головки его цветов. Я бы не стал устраивать на своей лужайке корт: плохо для травы.

Миссис Брэдли зашагала к калитке, отпустив доктора в гараж.

«Да здравствует национальное здравоохранение! – подумала она, оглянувшись на распахнутые ворота, в которых поблескивал докторский механический экипаж. – Если медицинский совет в полном составе не проголосует за либералов, значит, не знает, что такое благодарность».

Миссис Брэдли заторопилась к дому викария, но на полпути передумала и повернула к коттеджу на холме.

II

Дома находилась Лулу, Сейвил и Райт отсутствовали, что было кстати.

– Мне очень жаль, – сказала Лулу, провожая гостью в гостиную, расположенную под помещением, служившим Райту и Сейвилу мастерской. – Вероятно, вам нужны они?

– Я пришла по делам Реставрационного фонда, – легко солгала миссис Брэдли.

– Вот оно что! Конечно, им позарез нужны денежки. Как ни хороши старинные церкви, закон держит их на голодном пайке. Сама я перестала туда хаживать. Никогда не была богомолкой. – Лулу хихикнула и украдкой бросила на гостью вопросительный взгляд. Она была прелестна, из тех женщин, которых порой можно наблюдать на берегу Темзы в Ист-Сайде; в ней угадывалось нечто восточное, какая-то загадочность, пробивавшаяся из-под грубой речи кокни и заливистого, откровенно английского смеха.

Миссис Брэдли кивнула.

– Вы очень помогли викарию и его дочери, взявшись за стирку церковных облачений и одежды самого викария, – сказала она.

– А, это! – Лулу отбросила прядь сверкающих вьющихся волос и показала отличные зубы. –  Я выросла рядом с тазом. Подумаешь, немного постирушки! А их помощница – настоящая ирландка, судя по тому, какое белье она вешает сушить! Не могла я видеть, как мальчишки-хористы и сам священник воскресенье за воскресеньем щеголяют в грязном. Позор! Так я и говорила Клифу. Я тогда еще ходила слушать пение Клифа. Вот кто пел – заслушаешься. И весь хор, этого у них не отнять. Не слышали? Напрасно. А теперь я их обстирываю. Мне хоть бы что, а мои труды припомнят на Страшном суде. Никогда ведь не знаешь, что там и как…

– Верно, – серьезно произнесла миссис Брэдли. – А скажите, дитя мое, как вас угораздило все так испортить месяц назад?

– Меня?! – Лулу побагровела от гнева. – Я тут ни при чем! Это все лупоглазая свинья, мой дружок. «Дай, подсоблю», – говорит. Схватил утюг и стал наглаживать свои носовые платки, я как раз приготовила их для глажки. Я на него напустилась, но ему хоть бы что. А утюг-то у него! Ему бы ничего не стоило прижечь мне лицо, он такой! Я схватила вещи священника и бежать, только воротники и занавески не забрала, столько у меня в руках было этих…

– Стихарей?

– Да. Их я выгладила после его ухода на следующий день. Один воротник он загубил вместе с занавесками, превратил в кусок угля, осталось только его выбросить. На той неделе он отдал мне в стирку свой галстук, короткие подштанники и нижнюю рубашку. Хорош, нечего сказать! Ну, я свое дело знаю. Но он их все равно испортил и выбросил. Не знаю, кто их стирал. И про занавески не знаю.

– Какой формы был воротник? – спросила миссис Брэдли.

– Мягкий, как на тенниске. Даже священникам иногда хочется поменять ошейник.

– Вы уверены, что воротник принадлежал не мистеру Райту? Или мистеру Сейвилу?

Лулу повернулась и уставилась на нее. Удивление, подозрение, страх промелькнули, сменяя друг друга, по ее лицу, как грозовые тучи по нахмурившемуся летнему небу.

– Это что еще такое? – угрожающе произнесла она. – Я же сказала, что это был воротник священника!

Миссис Брэдли встала, подошла к камину и оперлась спиной о каминную полку.

– Вы ответите на мой вопрос? – ласково спросила она.

– Отвечу. – Испуг и тревога полностью преобразили лондонскую уличную девчонку. – Не Клифа и не Джорджа, ясно?

– Ясно настолько, – сказала миссис Брэдли прежним ласковым, даже грустным тоном, – что вам лучше будет рассказать мне побольше.

Лулу ощерилась, сверкнула глазами, ее грудь вздымалась и опадала – явный признак волнения. В маленькой комнате было хорошо слышно ее шумное дыхание.

– Выкладывайте, с чем пришли, и поживее, – процедила она сквозь стиснутые зубы. – Где вам со мной тягаться? Будете тут вынюхивать, вам не поздоровится, понятно?

Она подошла к миссис Брэдли вплотную, ее алый рот оказался на одном уровне с хитро прищуренными черными глазами гостьи. В гневе Лулу была опасна, потому что не заботилась о последствиях сказанного и сделанного.

– Лук! – произнесла миссис Брэдли отчетливо, не скрывая отвращения. – Сколько можно повторять: не смейте подходить ко мне, наевшись лука! Что за отвратительный, тошнотворный, зловонный, антиобщественный овощ!

От неожиданности Лулу отпрянула.

– Я… я… – пролепетала она.