Книга Надежда после жизни, страница 41 – Рина Кумихо

Я охаю, пытаясь дотянуться до ушиба на своей лопатки. Мне нужно как можно скорее прикрепить к нему успокаивающий пластырь, что дал мне Петро. Но мои руки как назло не дотягиваются и я раз за разом неверно леплю его на кожу.

Над моей губой уже выступает пот от натуги, когда слышу легкий стук в стенку.

— Кто там такой вежливый? — не оборачиваясь, задаю я вопрос. Но лямку майки все же натягиваю.

— Не получается? — отвечает мне Прайм вопросом на вопрос.

Я резко разворачиваюсь и выдыхаю от боли в шее, пояснице и даже в костяшках пальцев, которая молнией проносится по всему телу.

Лицо Прайма на секунду изменяется и оно кривится в улыбке:

— Больно? Сама хотела научиться.

— Ничего, переживу. Кажется, я уже начинаю принимать боль как должное в своей жизни, — вновь рассматриваю я пластырь и придумываю как прилепить его на лопатку.

— Я узнал, что ты не ела. Почему?

— Только из-за этого пришел сюда?

— Нет. Пришел, чтобы удостовериться, что ты жива. И это только первый день. Уверена, что хочешь продолжать? — чувствуя я как он садится рядом. Слишком близко. Но и отодвинуться от него я не рискую, чтобы не выдать своей паники.

— Уверена. Завтра я буду в норме.

— Вот именно из-за этого я и хочу, чтобы ты была рядом со мной. Ты — сила и напористость, которая так мне нужна. Мне и всем нам! Я помогу, — перехватывает он ловко мою руку и забирает тканевый прямоугольник с сильным мятным запахом.

— Не нужно! Я справлюсь!

— Не справишься. Я видел. Не дергайся, посиди тихо! — приказывает мне Прайм, кладя пальцы на шею.

Осторожно, словно гладя и боясь моей реакции, он опускает руки вниз, спускает бретель майки и оголяет плечо. Там красуется темно-красный ушиб, который вскоре должен перерасти в огромный синяк. Прикладывает пластырь, заставляя кожу покрываться мурашками от холода, который приносит мне мята. Я шумно втягиваю носом воздух и тут же его выдыхаю.

— Больно? — шепот Прайма и его теплое дыхание опаляет мне мочку уха.

— Нет! — смотрю лишь на точку в стене.

— Врешь, — становится он еще ближе ко мне. Я практически чувствую его всем телом. — но мне это нравится.

— Потому, что ты тоже знатный лгун?

— Я?

— Да! — не думаю, что имеет смысл скрывать это.

— И в чем же я соврал тебе? — он слегка сжимает мои плечи, заставляя выгнуться меня в дугу. По телу уже ходит пламя от его близости ко мне. Он не тот, кто будет спрашивать разрешения или долго думать об этом.

— Ты же пришел ко мне не из-за моего пропущенного завтрака или беспокойства о моем здоровье. Ты же пришел, чтобы все твои подчиненные видели это. Что я — твоя! Ты заявляешь на меня свои права, обходя наш договор. Это вранье! А значит, ты — лгун!

Он не возражает мне в ответ. Я права. И оказывается, что это причиняет мне боль. Неужели, я хочу, чтобы этот громила заботился обо мне?!

«Он не твой отец! Опомнись, Надежда! Только он мог любить… любить твою мать!» — со всей дури щипаю я себя за запястье.

— Ты права. Раскусила меня так легко и просто. Надежда — ты супер! Но это лишь часть правды…

— О чем ты?

Руки Прайма до сих пор покоятся на моей спине. Они такие теплые и нежные, что мне хочется прирасти к ним.

— Я говорю о том, что причину прихода ты угадала. Но, может быть, остаться здесь меня заставило что-то иное? Как ты думаешь, Надежда?

Он легко касается губами моей шеи и замирает. Я боюсь дышать. Что происходит?

— Ты волнуешься рядом со мной, — не спрашивает, а говорит факт Прайм. — Именно, это называют «трепетом» от желания? Люди так воспринимают близость друг друга?

— Я не твой «кролик» для изучения людей. У тебя есть множество девушек из гетто, которые охотно расскажут обо всем! — отталкиваю я его и, кряхтя, поднимаюсь с кровати.

— Кхм, а это, кажется, называют «ревностью» или «собственничеством». Верно?

— Пошел ты! — злюсь я на себя за ту реакцию, что вызывает во мне этот самоуверенный козел!

— Грубо. Не буду тебя отвлекать. У меня есть дела и мне, действительно, пора. Кажется, мы увидимся только завтра утром. Всего хорошего, Надежда, — отвешивает он мне поклон и исчезает.

Я со злости пинаю стул. Он ни в чем невиновен, но только так я сейчас могу выпустить пар.

Кто-то ржет!

И я знаю кто это!

Только спустя пару минут я замечаю пару булок и ломоть сыра, что лежит на тумбе.

Он принес это мне?

Улыбка окрашивает мое лицо. Мне так нравится эта забота.

Булки мягкие и нежные. Вкус просто потрясающий. Запах тмина проникает через нос. Откуда они?

Я брожу по этому оригинальному «городу» и пытаюсь найти Петро или хотя бы Логана. Прайма я видеть пока не хочу.

Когда прохожу мимо других хладных, то чувствую на себе их заинтересованный взгляд. Я для них как экзотическая зверушка. Хорек, который имеет крылья или змея, что обзавелась ногами. Может они и видят девушек из гетто, но чтобы девушка была хладной… Для них это ново.

Может нужно спросить у них про Петро? Я уже блуждаю тут не меньше получаса, но все никак не могу обнаружить знакомых мне парней. Они прячутся от меня?

Решаю заглянуть в первую попавшуюся комнату, где мне тут же приходится зажмуриться. К такой картине я не оказываюсь готова.

Девушка сидит на коленях у Прайма и всячески пытается пробраться ему под брюки руками. Ремень уже расстегнут, а футболка и вовсе валяется на полу. Ее волосы раскиданы по груди этого парня, а его руки быстры и невероятно проворны в процессе разоблачения девы от одежд.

— Ой! — зажмуриваюсь я так сильно, что кажется в глазах мелькают белые капельки света.

— Кажется, я не звал ей подмогу, — отодвигая от себя девушку, смотрит на меня Прайм.

— Извини, я не хотела мешать. Искала Петро.

— Не меня? — издевается он надо мной.

— Нет. Не дождешься. Хотя, — стараясь скрыть свое смущение, открываю я глаза. — и ты сгодишься. Хочу поговорить с тобой.

— Сейчас?

— Да! — улыбаюсь я девице, что готова сожрать меня с потрохами за то, что помешала ей нежиться в объятиях Прайма.

— Пегги, мы немного позже доведем нашу «беседу» до логического завершения, — целует он ее в висок и сбрасывает с себя. Ей приходится одеться и застегнуть платье. А Прайм уже заправляет футболку в брюки.

— Как ты дипломатичен. Твой талант… я теперь начинаю понимать причину, почему за тобой идут столько хладных.

— Иди. Мы с тобой еще свидимся, Пегги, — не реагирует он на меня и мой жалкий сарказм.