Онлайн книга «Азъ есмь Софья. Государыня»
|
Афанасий Ордин-Нащокин плох, не знаю, сколько проживет. Все-таки Симеон забрал одну жертву. Афанасий до последнего пытался успокоить толпу, так что я решила, как только появится Воин – выдам за него тетку и будь, что будет. Он заслужил. В остальном же – верь, я не одна сейчас за тобой стою, все Романовы за мной, и Милославские нас поддерживают, Стрешневы, Морозовы… много кто за нас. Мы справимся. Береги себя, родной мой. И приезжайте, как только сможете. Жду и тебя, и Ванечку, тысячу раз обнимаю вас и целую. Твоя сестрица Соня. Алексей закончил читать письмо, посмотрел на Ивана Морозова: – Вань… К чести друга – тот все понял мгновенно: – Тебе надо ехать. И дай сюда списки. – Лист с именами перекочевал из одних рук в другие. – Сейчас я этим займусь. Возьмем без суеты, допросим, а назавтра ты и уедешь. – Я? – Я останусь. Здесь будем и я, и Ян – этого хватит. У него опыт, а я буду наши интересы блюсти. – Ванька, что бы я без тебя делал? – Да то же самое. – Иван махнул рукой. – Сейчас будем тебя собирать – и махнешь домой с отрядом. Думаю, пару сотен казаков… – Вань, мне пятьдесят человек хватит. Но тут Иван полыхнул глазами, на миг став ужасно похожим на свою мать:. – Государь, хочешь – казни, а только меньше, чем двести человек – не соглашусь! Крым до конца не зачищен, татары бродят… Алешка, ты сам пойми! Ну как я могу?! Я ж тут изведусь! Алексей Алексеевич махнул рукой: – Ладно. Переговоры на тебе, я домой… ох, черт! Ведь знал же, что отец зря к себе эту гниду подпустил! Знал!!! – Надо было его еще тогда удавить, – зло процедил Иван. Мужчины переглянулись. Да, иезуитов они теперь никогда не простят. * * * Купеческий караван медленно тащился по лесной дороге. Всхрапывали лошади, покрикивали возницы, переговаривались охранники… Все было тихо, мирно и спокойно. Тимофей сидел на облучке, крепко сжимая в мозолистых руках вожжи. Смирная лошадка Плюшка перебирала копытами. Хорошо… Хорошо, что удалось наняться к купцу Севастьянову – тот и на охрану не скупится, и с деньгами не обманывает. Хорошо, что скоро их путешествие подойдет к концу – уж дня три до Москвы осталось. И домой. А дома жена любимая, детки… и это тоже хорошо. И спокойно… Было, ой было. Это только в детских сказках тати выскакивают на дорогу с воплем «Кошелек или жизнь!». В жизни они просто выскакивают, повалив по паре деревьев – спереди и сзади каравана, чтобы лошади не смогли никуда деться. Лошади-то смогли бы, да телеги с товарами куда? Да еще сначала стреляют, стремясь если и не попасть, так напугать людей… Тимофею повезло – он уцелел при обстреле, но тут же скатился под телегу. А что? Не герой он, вовсе даже не герой. Его дело – телегу вести, а сражаться – дело охранников. Лучшее, что он может сделать, – это спрятаться и не мешать. Бой разворачивался явно не в пользу купца. У разбойников оказалось почти двойное преимущество в численности – и это явно была не обычная банда из голодных мужиков, а крепко спаянная ватага, где каждый знал свое место… Клинки сверкали, люди падали… и перевес был в пользу татей. Тимофей уже успел попрощаться с жизнью, когда над лесной дорогой пронесся лихой разбойничий свист. Только вот свистели не разбойники. В бой вступила третья сила. Отряд в два десятка конных всадников, с разлету перемахнув бревна, принялся резать, рубить и кромсать татей. Тимофей испуганно крестился под телегой. Кричали люди, ржали и хрипели кони, звенело железо… Все было кончено примерно через двадцать минут. Больше двух десятков татей было зарублено, остальные обезоружены, избиты и повязаны веревками. Тимофей понял, что можно вылезать. Всадники спешивались, оглядывались по сторонам, двое из них, совсем мальчишки еще, принялись помогать охране. Откуда-то появились большие берестяные короба, а из них свертки ткани, мази и какие-то зелья, с помощью которых парнишки и занялись ранами. – Благодарствую, спасители! Анфим Севастьянов тоже уцелел в схватке, хотя и получил несколько ударов. Один глаз у него заплыл, из носа явно текла кровь, темной струйкой сбегая по усам к светлой бороде и теряясь в ней, но выглядел мужчина чуть спокойнее, здраво рассудив, что враг татей – его друг. Ему ответил молодой мужчина, лет двадцати пяти, в простом кафтане зеленого цвета: – Не нас благодари – государя. Он распорядился. – А откель вы такие… добры молодцы? Анфим выспрашивал осторожно, чтобы не нарваться, но командир улыбнулся, разгладил усы…. – Царские мы! Тимофей облегченно перевел дух. Слава те, Боженька! Сподобил прислать служивых людей на помощь! – А как же… – Царевна повелела ездить по дорогам и чистить их от разбойничьих шаек. Пойманных – на строительство канала али дорог. А вас мы до деревни проводим. Тут она недалеко, к вечеру доберемся… Тимофей еще раз перекрестился. Потом уже он расспросит одного из воинов, как царевна их сюда направила. И услышит, что на Москве чуть бунта не случилось. Стрельцов уйму казнили, а они вот смогли вымолить прощение, но при условии. Были временно расформированы на десятки и отправлены вот так вот, по дорогам, под приглядом. Ловить татей и тем зарабатывать себе прощение. Выслушав это, Тимофей поставил себе обязательно помолиться вечером за царевну. А еще – сходить и поставить свечку в церкви за ее здоровье, как до Москвы доедут. Вот ведь как жизнь-то оборачивается? Не приказала б она, глядишь, и в живых его б не было. Так вот, все, что Бог ни делает, все к лучшему… И неисповедим промысел Его… * * * – Государыня! Дозвольте! Софья поглядела на Василия Голицына. Поговорить? Конечно, она едва на ногах стояла от усталости, но… благодарной она тоже быть могла. Василий Голицын, получив от нее профилактическую взбучку, преисполнился если и не уважения, то… Так часто бывает в жизни, но, к сожалению, не все женщины об этом помнят. Тех, кого они подчинили своей воле, мужчины забывают на второй же день после победы. Тех же, кто остался для них загадкой, вещью в себе или просто повел себя как-то нелогично, не так, как ожидалось, могут помнить долгие годы. Добейся Голицын своего – мигом бы принялся вертеть Софьей на свой вкус, не слишком заботясь о ее чувствах. Получив резкий отпор – он принялся уважать женщину. И сейчас поддерживал ее, как только мог. Не раз девушки доносили Софье, что Голицын громче всех кричит в ее защиту, а поскольку рода он был не худого, к нему прислушивались. |