Книга Волчица советника, страница 19 – Елена Литвиненко

— Какое построение используется, если войско окружено превосходящим противником?

И я, раскрасневшаяся, возбужденная, вцеплялась в стол так, что белели костяшки пальцев:

— Орбис, Ваше Сиятельство.

— Замечательно. Спустя всего две недели ты это запомнила. И будь добра, не ломай столешницу.

А потом мы вместе ужинали, и граф, вместо того чтобы использовать лежащую перед ним салфетку, собирал губами и языком крошки песочного печенья с пальцев, а я сидела, как на иголках, очень ярко представляя себе, что еще умеет делать его язык. Доходило до того, что я ждала наступления ночи едва ли с меньшим нетерпением, чем Йарра.

И это было хуже всего — даже хуже, чем откровенное насилие, — тогда я могла бы ненавидеть графа за унижение и причиняемую боль. Но тому, что он делал сейчас, ненависть я противопоставить не могла. Понимала, что должна, хотела, но не могла. Не получалось.

— Зачем он это делает, Уголек? Я же и так его шлюха, я же никуда не денусь — за мной следят, как за княжескими регалиями! Почему он так себя ведет? Для чего все это? Его уроки, его подарки, его… — Я даже пантере стеснялась сказать «поцелуи». — На приемах он представляет меня чуть ли не женой!.. Зачем он играет со мной, Уголек? Мне же больно…

Пантера сочувствующе скалилась, и подвеска в виде волка на ее ошейнике — еще одно мое «зачем?..» — светилась в темноте кладовки.

Граф с легкостью разбивал, растаптывал броню, за которой я пыталась спрятать чувства и эмоции, вытряхивал меня настоящую, голую, ранимую, не позволяя отрешиться от его слов и поступков. Зачем?! Ему не все равно?

Меня добили вишни — корзинка свежих вишен в начале декабря — и толстая папка, перевязанная бархатной лентой, с черновиком еще даже не отданной в типографию «Неукротимой Эванджелины».

— Зачем? — хрипло спросила я.

— Что «зачем»? — повернулся меняющий рубашку Йарра.

— Зачем это все? — я сглотнула образовавшийся в горле ком. — Зачем подарки? Эти украшения, — вскочив с кровати, я открыла шкатулку, набитую подаренными драгоценностями, — эти наряды? — Обвиняемое мной яблочно-зеленое платье мерцало мелкими изумрудами.

— Лира…

— Нет, не трогайте меня! Не сейчас, не надо, пожалуйста, дайте договорить! — я уперлась в его плечи, отталкивая. Меня трясло, как в лихорадке. — Пожалуйста.

Граф медленно разжал руки и отступил.

— Что вам от меня нужно?! — убито заговорила я. Обняла себя за плечи, пытаясь согреться. — Зачем ваши уроки, зачем подарки, достойные княжны? Я же смесок, ваша девка, ваша собственность, я никуда от вас не денусь! Для чего вы все это делаете?!

Йарра скрестил руки на груди, сверля меня теряющими голубизну глазами.

— Уроки — потому, что мне нравится проводить с тобой время. Подарки — потому, что я могу их дарить. Я не понимаю, что тебя не устраивает, Лира. То, что я добр? Что щедр? Что?

— Зачем вы ко мне в душу лезете, Ваше Сиятельство? — опустила голову я.

— Боги, как же вы, женщины, любите все усложнять! — Граф отвернулся, застегивая пуговицы рубашки, и бросил через плечо: — Одевайся, я не люблю опаздывать.

А еще он очень не любил, когда я задавала неудобные вопросы. И когда сидела вот так — сломанной куклой. И еще больше — когда я отворачивалась, пряча лицо.

— Если мои подарки доводят тебя до подобного состояния — их больше не будет, — сухо сказал Йарра. Надел камзол, пристегнул кинжал, увидел, как я дрожащими руками пытаюсь натянуть чулок, и ругнулся.

— Сегодня останемся дома.

Сон, как и Стефан, пришел около полуночи.

— Ли-и-ра… Где ты, малы-ышка?

Я сижу в темном углу спальни, прямо под открытым окном, и ветер раздувает передо мной тонкие газовые занавески.

Пахнет лилиями и кровью.

— Ли-ира-а… Негодная ты девчонка…

Снежная пыль серебрится в лунном свете, осыпается мелкой водяной пылью мне на голову, на голые плечи, открытые разорванным платьем. В ушах — звон от пощечины, сквозь который пробивается хриплое:

— Ли-и-и-ра-а-а… Я все равно найду тебя…

Спальня, почему-то очень длинная, как коридор, опоясывающий замок, и такая же узкая. И там, в дальнем конце, у двери, стоит темная фигура. Я не могу разглядеть лица, но точно знаю, что это — ОН. И что бежать — некуда, потому что двоим в этом коридоре не разминуться.

— Ли-и-ра-а…

Я билась, задыхаясь в тесных объятиях.

— Нет! Не надо! Господин Стефан! НЕТ!

— Лира, это сон!

— Не надо! НЕТ! НЕ-Е-ЕТ!

Рот зажала сильная рука.

— Ты сейчас весь замок перебудишь!

Я царапалась, кусалась, пытаясь вывернуться из-под навалившегося на меня мужчины. Сейчас он сожмет мне горло, и все…

— Это я, Лира! Раду! Не Стефан!.. Да посмотри же на меня!

Замычав, я замотала головой, выгнулась и снова рухнула на матрас.

— Просто открой глаза. Лира, слышишь? Открой глаза! Просто открой. На счет три, хорошо? Раз… Два… Да какого тролля! — Лицо обожгло пощечиной, я вскрикнула от боли в прикушенном языке, и сон наконец-то исчез, рассыпался звонкими стекляшками калейдоскопа.

Йарра привлек меня к себе и крепко обнял.

Я уткнулась ему в грудь, тяжело дыша и чувствуя, как по спине, по лицу, по груди стекают капли пота. Граф осторожно перебирал мои волосы на затылке, укачивал, как ребенка, и шептал какие-то глупости, что никому меня не отдаст — ни Стефану, ни самому Корису, реши Темный тут появиться.

— Можно я умоюсь?

Я долго плескалась в его ванной, смывая пот и липкий страх, долго вытиралась, рассматривая бритвенные принадлежности и банный халат, которым граф на моей памяти ни разу не пользовался. На одной из полок стоял флакон с одеколоном Йарры. Воровато оглянувшись на дверь, я отвинтила крышку, вдохнула разлившийся аромат шипра, кожи, табака и пачулей. Боги, какой чудесный запах! Совсем не похожий на проклятые белые лилии…

К моему возвращению слуги успели сменить постель. Одетый в брюки граф лежал на хрустящих от крахмала простынях и лениво просматривал рукопись «Эванджелины».

— Зачем она сбежала от короля?

— Он казнил ее мужа, — тихо сказала я, забираясь в постель и уже под одеялом избавляясь от полотенца.

— Но муж же жив, — нахмурился граф. — Вот, написано!

— На самом деле король его помиловал и инсценировал казнь, потому что уважал его как человека, но граф Таори был слишком богат и влиятелен, и…

— Боги, что за чушь ты читаешь, — фыркнул Йарра, приглушая светильник и устраивая меня на плече. — Соперников и конкурентов не отпускают, при всем уважении их тихо удавливают или травят.