
Онлайн книга «Пампа блюз»
— Что? А, да, вчера. — А жертва, Георгий Булатов? Вел ли он себя странно в последние дни? — В последние дни? — горько усмехается Масловецки. — Георгий всегда был странным! Сколько я его знаю! — Что вы имеете в виду? — Он же воевал! В Чечне! Потому и свихнулся! Пил как сапожник! Хотел утопить воспоминания в спиртном! Но тут никакого шнапса не хватит! — На его руках мы обнаружили много резаных ран. Вы что-нибудь знаете об этом? — Это он сам себя покалечил. В наказание. За то, что сделал на войне. Комиссар усердно записывает. — Так этот Йозеф… — Йо-Йо! — кричит Масловецки. — Что он вам сказал? — Здесь я задаю вопросы, — произносит комиссар спокойно. На вид ему около шестидесяти, и он наверняка давно в полиции. Когда он опускает голову, можно видеть лысину размером с блюдце. — Они когда-нибудь ссорились? — Йо-Йо с Георгием? В смысле? Георгий все время дома си дел! А Йо-Йо вообще ссориться не умеет. Комиссар смотрит на меня. — Йо-Йо целыми днями смотрел кино, — говорю я. — Они с Георгием почти не виделись. — А в каких он отношениях с… Комиссар листает свой блокнот. — С Анной Булатовой? — Он любит ее, — говорит Масловецки. — Вот. Он показывает на сердечко с буквами «А» и «Й», вырезанное на столешнице. — Такое вы найдете на каждой деревяшке в радиусе пяти километров! — Он пьет отвратительное пойло и часами массирует голову только для того, чтобы волосы росли быстрее, — говорю я. — Чтобы можно было снова идти к Анне стричься. Комиссар исписал целых полстраницы. — Погодите, — вдруг произносит Масловецки, — вы же не думаете, что Йо-Йо мог… — Ну, он сам утверждает, что зарезал Георгия. Комиссар ставит восклицательный знак после цепочки каракуль, расшифровать которые мог, наверное, только он сам. — Что? — кричит Масловецки и вскакивает, опрокидывая стул. — Не верьте ему! Он спятил! Все смотрят на нас. — Не может быть, — говорю я после того, как Масловецки садится на место. — Йо-Йо — убийца… Я едва не рассмеялся. Но только едва. Масловецки фыркает, как лошадь. — Да он и мухи не обидит! Он вытирает платком вспотевший лоб, после чего комкает платок в кулаке, будто собирается его выжимать. Я качаю головой. — Йо-Йо не мог, — говорю я так тихо, что меня почти не слышно среди гула голосов. — Я знаю, — говорит комиссар, захлопывая свой блокнот. Масловецки и я неотрывно смотрим на него. — Он утверждает, что несколько раз ударил ножом. Но на теле всего одна рана. Кроме того, труп лежал на кухне с утра. — Тогда зачем вы задержали его? — Пока он под подозрением, — говорит комиссар. — А что Анна? — спрашиваю я. — Она главная подозреваемая. — Чушь! — кричит Масловецки и решительно взмахивает рукой, будто отгоняя осу. Но потом понимает, с кем говорит. — Все возможно, господин комиссар, — говорит он, несколько успокоившись. — Но это абсолютно исключено. Анна все эти годы любила и заботилась о Георгии. Другая бы на ее месте давно ушла. А она осталась. И боролась до конца. — Кто знает, — говорит комиссар. — Вдруг она просто устала, Потеряла надежду и захотела избавиться от него. — Нет, — настаивает Масловецки, — уверен, что нет. — Посмотрим. Комиссар допивает свою воду и с тихим кряхтением встает с места. Мокрая рубашка натягивается у него на животе, из-под пиджака на секунду выглядывает кобура с пистолетом. Комиссар что-то шепчет полицейскому в форме, сидящему за одним столом с Куртом, Вилли и Леной. Потом беседует с коллегой в штатском, который опрашивал Отто, Хорста и Альфонса, и что-то пишет в блокноте. Полицейские уходят, и мы пересаживаемся обратно за наш стол и пьем пиво. Лена тоже теперь пьет пиво, даже Рюману налили полную миску. Еще минуту назад Курт, Вилли, Отто, Хорст и Альфонс что-то рассказывали наперебой, комментировали и делились своими соображениями. Теперь они выдохлись и сидят с застывшим взглядом, будто до них только сейчас дошло, что случилось. Масловецки, Лена и я дали им выговориться, а сами молчали. Думаю, именно так себя чувствуешь в шоковом состоянии. Ты просто сидишь, уставившись в одну точку. Тысячи мыслей крутятся в голове, но ни одну невозможно ухватить. Когда умер мой отец, я был маленьким и ничего не знал о шоке, и травме, и чувстве скорби. Обо всех тех понятиях, которые упоминали психологи, когда я должен был рассказывать им о своих ощущениях. Я не хотел туда идти и говорить о папе. В первые недели после его смерти я думал, что произошло какое-то недоразумение, путаница, что все это — злая шутка. Я твердо знал, что однажды отец появится на пороге как ни в чем не бывало. Мама как-то сказала, что теперь мы совсем одни, и я кивнул. Но на самом деле я подыграл ей, потому что не верил. Даже на поминках я отказывался признать, что отец ушел навсегда. Ведь мы даже гроба не видели, потому что останки якобы захоронили в Африке. Меня и сегодня иногда посещает мысль, что он еще жив. Что, хотя его самолет разбился, он не погиб. Что в катастрофе он потерял память и с тех пор бродит по бесконечной саванне, даже не подозревая, что я жду его здесь. — Бен? Кто-то кладет мне руку на плечо. Я возвращаюсь в реальность и вижу Масловецки, который сидит рядом со мной. Восемь пар глаз уставились на меня. Даже Карл всматривается в мое лицо с тревогой. — Все в порядке? — Конечно. Я выпрямляюсь и выдавливаю из себя улыбку, которая выглядит не слишком убедительно. — А что? — Ты как-то отключился. Масловецки хлопает меня по спине, будто я подавился за обедом. — Пойду-ка я подышу, — говорю я, встаю и выхожу на улицу. Я сажусь на поребрик и смотрю в небо. Хотя сквозь тонкий слой облаков блестит серп луны, ночь кажется зловеще темной. Я спрашиваю себя, могла ли Анна убить Георгия. Может, она так устала и отчаялась, что воткнула ему нож в живот. А может, она хотела спасти его. Спасти от чувства вины и кошмаров, от невозможности забыть. Из пивной выходит Масловецки и останавливается в нескольких шагах от меня. — Может, мне уйти? — спрашивает он. Он держит руки за спиной. Наверняка пива принес. — Необязательно, — отвечаю я. Масловецки устраивается рядом, ставит бутылки между нами. Какое-то время мы наблюдаем за мотыльками, слетевшимися на свет фонаря. |