Книга Опер Екатерины Великой. «Дело государственной важности», страница 57 – Юрий Корчевский

Сразу за дверью, в обширных сенях, лежал толстый ковёр. Наверх, на второй этаж, вела лестница — широкая, с балясинами по бокам. Явно подсмотрел идею хозяин где-то в благородном доме. По лестнице этой и повёл купец Андрея. За ними неотступно шёл парень из прислуги.

Купец с лестницы свернул направо и открыл дверь.

— Вот, светёлка моей доченьки, Елизаветой её звать.

Они вошли в комнату. Андрей внимательно осмотрелся. Уютно, чувствуется женская рука — не то, что в его холостяцкой квартире.

— Посмотрите в шкафу вещи дочери, не пропало ли чего, — предложил Андрей купцу.

— Это лучше жена Пелагея знает, — ответствовал тот.

— Так позовите.

Купец обернулся к слуге.

— Иван, ты что — не слышал? Зови сюда супружницу мою.

— Я бы хотел комод осмотреть, — сказал розыскник.

— Делайте всё, что считаете нужным, — согласился купец.

Андрей стал выдвигать ящики. Так, внизу бельё, выше — украшения дешёвые, всякие ленточки, подвески.

Вошла супруга купеческая — с зарёванным лицом.

— Ну-ка, перестань реветь, — цыкнул на неё купец. — Я тебе человека привёз из юстиц-коллегии — самого наилучшего. Он нашу дочь в два счёта найдёт. Вещи Лизаветины в шкафу посмотри — не пропало ли чего.

— Никак обокрали! — ахнула хозяйка.

— Окстись, Пелагея! — урезонил её купец. — Делай, что велено!

Купчиха открыла дверцы шкафа. «Ох и здоровенный! — изумился про себя размерам шкафа Андрей. — Чуть не в половину комнаты моей квартирки».

Пелагея живо перебрала вещи.

— Всё на месте.

— А драгоценности у неё были? — поинтересовался Андрей.

— А как же! — чуть ли не с обидой в голосе ответила Пелагея. — Девка на выданье — куда без них? Не голытьба же!

— Проверьте, пожалуйста.

Пелагея подошла к сундуку в углу комнаты, откинула крышку, порылась немного. Лицо её покраснело.

— Нету шкатулки. Вчерась ещё здесь была. В ней же всё самое ценное лежало! — ахнула купчиха.

— Ты хорошо смотрела? — встревожился купец.

— Да хорошо! Как её можно не заметить — она же не иголка.

Андрей уселся за стол.

— Дайте мне бумагу и чернила.

— Иван, слышал? Принеси! — распорядился купец. — Возьми внизу, в моём кабинете.

Слуга принёс письменные принадлежности.

— Успокойтесь и перечислите всё, что в шкатулке лежало, — обратился Андрей к Пелагее.

— Сразу и не упомню, — запричитала купчиха.

— Как это — не упомню! Я скажу! — вспылил купец. — Так. Кольца серебряные — четыре штуки, браслет из серебра с рубином, потом — кольцо златое, перстень с изумрудом. Перстень редкостный — вроде как чаша на перстне, а в чаше — изумруд. У голландцев купил. Ещё — ожерелье жемчужное, цепочка златая шейная. Чего забыл? Да, серьги ещё. Одна пара — из серебра, колечками, и две пары — золотых. Одни — тонкой работы, в виде ладьи с распущенным парусом, другие — в виде бабочки с расправленными крыльями. Вроде всё. Ой — нет, брошь ещё забыл. Сделана в виде цветка — ромашки.

— Какая ромашка, Аполлинарий? Колокольчик на стебельке и с листочком, — подала голос Пелагея.

— Мне всё едино — лишь бы красиво да дорого. Вот теперь всё.

Андрей едва успевал записывать. Многовато у девчонки побрякушек было. Только вот где они?

— Сколько лет дочери было? — поднял глаза Андрей на купчиху.

— Почему было? — Пелагея навзрыд заплакала.

— Ну, я имел в виду — когда она ушла, — неуклюже попытался исправить свою оплошность Андрей.

— Семнадцать годов, в самом соку девчонка!

— Может, влюбилась она в кого да к избраннику тайно перебралась? — высказал предположение Андрей. — В таком возрасте, когда чувства сильнее разума, может случиться всякое…

— Не было у неё никого, подружка одна только, — начал сердиться купец.

— О ней мы ещё поговорим, — сказал Андрей. — Опишите, как Елизавета выглядела?

Купец провёл вдоль своего тела обеими руками:

— Во!

— Понятно. — Андрей повернулся к купчихе. — Какого роста дочь?

— Чуть меня выше.

— Худая, толстая?

— В теле.

Ясное дело — в папеньку, наверное, телосложением пошла.

— Глаза какие?

— Обыкновенные.

— Серые, синие, чёрные?

— Серые.

— Нос?

— А что нос?

— Прямой, картошкой?

— Зачем же картошкой? Как у меня. — Пелагея дотронулась пальцем до своего носа.

— Губы?

— Красивые, бантиком.

— Пухлые?

— Ну да, я же и говорю.

— Приметы особые были?

— Это ещё чего?

— Ну — родимые пятна, шрамы?

— Откуда шрамы? — испугалась купчиха. — Вот родинка маленькая у нее была на шее, вот здесь, — Пелагея показала на левую сторону шеи, почти у основания — чуть выше ключицы.

— А портрета дочери нет? — поинтересовался Андрей.

— Как же — есть, лучший художник рисовал.

— Писал, — механически поправил Андрей.

— Пишут пером, а портрет рисуют, — изрёк купец.

Пелагея вышла из комнаты и вскоре вернулась с портретом размером в локоть, в богатой резной раме.

— Вот.

Действительно, портрет был хорош, явно писан рукой если не выдающегося, то, несомненно, талантливого художника. На Андрея смотрело милое девичье лицо, в глазах — грустинка. Пышные волосы собраны в толстую косу, переброшенную на грудь. Андрей постарался запомнить облик девушки.

— А теперь отведите меня к подруге, с ней хочу поговорить.

— Чего говорить, искать Лизоньку надо, — подал голос купец. — Дочь пропала, шкатулка с ценностями немалыми исчезла, а я пока вижу одни пустые разговоры.

— Я же не учу вас торговать, вот и вы мне не мешайте, — отрезал Андрей.

Пелагея молча накинула платок на голову.

— Пойдёмте, сударь.

Идти было недалеко — через три дома по Гороховой улице.

Подружка оказалась дома. Дом тоже был купеческий, но поскромнее, хоть и в два этажа.

Увидев купчиху, девица — подружка Елизаветы — покраснела. «Дело явно нечистое — она что-то знает», — заподозрил Андрей.

— Сударь из этой самой… полиции, — представила Андрея купчиха. — Дочь нашу искать будет, с тобой вот поговорить хочет.