Книга Опер Екатерины Великой. «Дело государственной важности», страница 68 – Юрий Корчевский

— Только Лизу саму предупредите — да и подружку её тоже, чтобы рот на замке держали.

— Это само собой. Да я теперь её из дома и не выпущу. Да мужа подыщу стоящего.

— Вы отец — вам решать.

Андрей вышел на улицу. Пока считали ценности да разговаривали, стемнело. Андрей прикинул, куда ближе идти — на съёмную квартиру или к Рыбневым. «Пойду-ка к Нифонту, — решил он, — по Василисе соскучился, да и кормит она вкусно. А на квартире даже сухарей нет». Перспектива остаться голодным не прельщала.

Ноги сами понесли Андрея к дому купца Рыбнева. В левой руке розыскник нёс небольшой узелок с деньгами судовой кассы, помахивая им при ходьбе. Правой рукой поправил пистолет, заткнутый за пояс. Он привык к его тяжести и только в Любеке не носил. А как Петра арестовал, так сразу за пояс заткнул.

Андрей шёл размашисто и вдруг обратил внимание на эхо собственных шагов. Хотя какое это могло быть эхо? Справа дома, слева — река Мойка. Не должно быть никакого эха.

Андрей резко остановился и обернулся. Шагах в тридцати от него виднелась тёмная фигура.

Человек тоже остановился. Может, просто в ту же сторону идёт?

Андрей снова двинулся вперёд, завернул за угол и остановился. Затем осторожно выглянул.

В это время незнакомец поравнялся с фонарём. Свет был тусклый, лицо незнакомца прикрыто шляпой, но Андрей увидел другое — в руке его что-то блеснуло. Не нож ли?

Андрей вытащил из-за пазухи пистолет, взвёл курок и, когда до незнакомца оставалось шагов пять, вышел из-за угла. Произошло это внезапно, и даже в темноте Андрей увидел, как мужчина вздрогнул.

— Чего тебе надо? — решительно спросил Андрей.

Вместо ответа незнакомец, сделав сильный замах, метнул нож. Вовремя заметивший при свете фонаря оружие, Андрей был внутренне готов к чему-то подобному и потому успел уклониться, но нож распорол левый рукав куртки, разрезал кожу. Руку обожгла боль. Розыскник непроизвольно дёрнулся, палец нажал на спусковой крючок пистолета. Громыхнул выстрел.

Незнакомец вскрикнул. Видимо, Андрей — хоть и случайно, не целившись, куда-то попал.

Незнакомец развернулся и бросился бежать прочь от Андрея по набережной. Андрей сунул пистолет за пояс, подобрал выпавший из раненой руки узелок с деньгами. Самое обидное — не так уж и далеко дом Рыбневых.

Через несколько минут он уже стучался в калитку дома.

— Кого нелёгкая принесла в столь позднее время? — раздался с крыльца знакомый голос купца.

— Нифонт, это я, Андрей.

— Сейчас, сейчас открою.

Послышались шаги хозяина, загремел запор.

— Заходи, Андрюша. Что-то ты припозднился.

— Вечер добрый, Нифонт. Дела задержали. Я только вернулся из Любека.

Андрей из тёмных сеней вошёл в освещённую светильниками комнату.

— Андрюша! — радостно воскликнула Василиса и бросилась навстречу жениху. Но, не дойдя двух шагов, внезапно остановилась, побледнев.

— Что у тебя с рукой? — глаза её округлились от удивления.

Андрей перевёл взгляд на левую руку. Разрез на сукне сюртука заметен не был, но по кисти на пол стекала крупными каплями кровь.

— Ой, ужас какой! Папенька, Андрюшу ранили! — крикнула она отцу. И, обращаясь уже к Андрею: — Сейчас я, мигом! Потерпи, милый!

Василиса метнулась на кухню, вернувшись с тазом тёплой воды и чистыми тряпицами.

В сенях послышался грохот, и в комнату вбежал испуганный Нифонт. Он сразу увидел кровь на полу.

— Это чего такое? Андрей, ты ранен? Кто тебя… так?

— Немного. Ножом зацепило. Грабитель напал.

— Ох ты, господи! Беда-то какая! Василиса, пошевеливайся!

— Папенька, вы бы помогли Андрею сюртук снять.

— И правда.

Нифонт осторожно стянул с Андрея сюртук, потом рубаху.

Рана была линейной, с ладонь длиной, довольно глубокой и кровоточила.

Василиса смочила чистую тряпицу водой, обмыла края раны, наложила сухую повязку.

— Бедненький, на службе пострадал! — сказала девушка голосом, полным жалости и сострадания.

— Ничего, за одно битого двух небитых дают, — подбодрил Нифонт Андрея. — Служба у него, дочка, такая. Чай, не на печи лежит. Ты кормить его думаешь?

— Так я ведь не сиднем сижу! — Василиса убрала таз и окровавленные тряпки, затем вернулась и унесла испачканные кровью рубашку и сюртук.

— Замочу сразу, а то ведь пятна могут остаться.

Через четверть часа Василиса вернулась, неся на подносе миску с исходившей паром картошкой, квашеной капустой. Рядом стояло блюдо с мочёными яблоками и кувшин вина.

— Прости, Андрей, не готовились мы к вечернему визиту.

— Пустое, — махнул рукой Нифонт. — Чем богаты, тем и рады. Давай с красного вина начнём. Бают, для крови хорошо, а ты после ранения.

Нифонт разлил вино по стеклянным стаканам. Чокнулись, выпили. Андрей стал жадно есть. За день во рту маковой росинки не было, а побегать и поволноваться пришлось изрядно. Под вино и умял всю картошку да капусту с огурцами. В животе разлилось приятное тепло, голова поплыла.

— Э, да ты уже и готов, — заметил Нифонт. — Спать пора, и то сказать — одиннадцать часов уже.

Обычно трудовой люд спать ложился рано — в восемь-девять часов вечера, но и вставали затемно, в пять-шесть часов. Потому и глаза слипались у всех.

Андрей дошёл до постели, заботливо приготовленной Василисой, и, едва стянув сапоги и штаны, рухнул на мягкую перину.

Сон навалился мгновенно, и спал Андрей без сновидений.

Утром первым делом Андрей здоровой рукой дотронулся до раненой. Рана ещё поднывала, но повязка была сухой.

Нифонт к тому времени уже ушёл на рынок.

Василиса поставила на стол завтрак. Ели молча.

После завтрака Василиса взялась штопать порез на рубашке и сюртуке. Потом стала гладить.

Андрей едва дождался, пока она приведёт в порядок одежду — надо было спешить на службу.

Не без труда одевшись, он поцеловал Василису в губы, подхватил узелок с судовой кассой и направился в розыскную экспедицию.

У Лязгина в кабинете он после обычного приветствия шлёпнул на стол узелок, развязал его. Потом достал из кармана бумаги, протянул Лязгину.

— Объясни, — сказал Иван Трофимович.

— Это деньги из судовой кассы, что Пётр Иваницкий украл. Вот заявление капитана «Ерша».

— Отлично.

Лязгин дружески хлопнул Андрея, угодив прямо по ране. Заметив, как перекосилось лицо подчинённого, Лязгин встревожился.

— Когда мы с тобой вчера виделись, ты же здоров был. Чего приключилось?