Онлайн книга «Зима 0001»
Последнее, что он разглядел на свинцовой поверхности, – слова. Крупные и четкие, как в книге. Запомнившиеся почему-то сразу. ПОСТОРОННИЙ ПОД ВОДУ КОНЕЦ КОМАНДЫ КОНЕЦ КОМАНДЫ КОНЕЦ КОМАНДЫ Маришка тогда спросила: «Прямо в голову послания получаешь?» Может, и так. Уже. Егора перевернули на спину и насильно разлепили веки. Перед глазами стоял все тот же свинец. Какие здесь, однако, потолки… – Все хорошо, – мурлыкнули где-то сбоку. – Реакция тяжелая, необычная реакция. Но нормальная. – Тяжелая или нормальная? – Скорее всего, парализант некачественный. Такого ни с кем еще не было. Топорков послал образцы на экспертизу. Маришка отошла от постели и вернулась с маленьким подносом. – Рыбу будешь? А почему все время рыба? – Не знаю. – Ну, поешь. – Нарисуй на ухе родинку. На правом. – Это зачем? – Чтоб я вас отличал. – А ты отличаешь? – Конечно. – Тогда зачем рисовать? – Не знаю… Где я? – На Востоке. Теперь навсегда. Ты – наша главная ценность. – А-а… – безразлично протянул Егор. – Топоркову передай: никакой Земли нет. И не было никогда. Все начинается на Близнеце. И заканчивается. – Откуда ж мы здесь появились? – Без особого удивления спросила Маришка. – Экспонаты в музее откуда? – Видел я их. Барахло. – А сигнал мы откуда получаем? – Больше не будем. Маришка опять не удивилась. Подогнув короткую юбку, она села возле Егора и потрогала ему лоб. – Не будем, так не будем. Но раньше он шел? И не с Земли? – Не знаю. – Ты это говоришь уже пятый раз. – Мудрею, наверное. Стоянова где? – Требовательно произнес Егор. – С ней все в порядке? – Ее депортировали, – кратко отозвалась Маришка. Подозрительно кратко. – На самолете? Она долетела? – Нет. Над океаном… авария… Маришка встала и подняла на окне жалюзи. За зеленым стеклом бродило несколько сонных рыбок. Ему пытались угодить… – А другая? Маркова? – Остальные двойники живы-здоровы. Их разными рейсами высылали. В списке только Стоянова значилась. – Список?! – Встрепенулся он. – Сколько прошло времени? – Сутки, Егор. Он рывком поднялся – в позвоночнике что-то кольнуло, но терпимо. Двигаться он мог, правда, не так быстро и не так свободно, как хотелось бы. Ничего, разгуляется. Парализант хороший, экспертиза не нужна. Просто ему это противопоказано. Парализант – не рыба… – Что со списком? – Половина погибла. Или больше уже. – Но ведь полет отменили! – Они все здесь, на Востоке. Умирают. Без причины. Вернее, ты знаешь, в чем она, эта причина. Не бойся, – спохватилась Маришка, – тебя, насколько смогли, обезопасили. Ты поспи еще. Про Землю Сергею Георгиевичу я говорить не буду. Сам расскажешь, если не передумаешь. Она прошла через комнату и приложила ладонь к выпуклому квадрату. Блестящая панель с гудением уползла вверх, и в проеме показалась черная стена с единственной человеческой дверью. – Маришка! – Позвал Егор. – Да? – Они не ошиблись. Там, на Западе. Они знали, с кого двойников мастерить. – Да брось ты. Пластические операции, ничего особенного. – И все-таки они знали, кого копировать. – Спасибо, мне приятно. Воинова вышла в коридор, и стенная секция опустилась. Егор посмотрел на тарелку с рыбой и, проглотив слюну, прилег. Со списком из ста двадцати двух фамилий все получалось точно так, как он предполагал. Самолет ни при чем, в списке те, кто должен умереть. Они и умирают. Кому и зачем это нужно? Вопрос без ответа. Ответ – на Земле, а ее никогда не было. Судьба, что ли? Глупое слово. Судьба сигналов не посылает, у нее ни антенн, ни ретрансляторов не имеется. У нее даже мозгов нет. Поэтому ее и не обманешь. Хитрость, что придумал Топорков, была из разряда детских. Бесполезных, то есть. Егор знал, как это делается: нашли однофамильца с теми же инициалами и… скорее всего, сердце. Жарко же на улице. Ни разу не сработало. Ни одного еще не спасли. Судьба кого наметит, того и убьет. Не обманешь ее, безмозглую. К тому же, повторное уведомление пришло. Под воду, к рыбкам, стало быть. «Посторонний» – это не про другого Соловьева, это про него. И три запятых в конце. Вот, что они значат. Они и значат – конец. Все давно запрограммировано. И все решено. Странно, но Егор не переживал. Может, потому, что устал, или смирился, или понял, что это бесполезно. Третье было вернее. Все уже решено – рождение, смерть, так называемое счастье и так называемое горе. Все там, в программе. Остается выполнять. По шагам: раз-два, раз-два-три… Одно неясно: как программа позволила, чтоб ее часть осознала себя и свое место? Значит, и это запрограммировано… – Ты жив еще? – Раздалось из дверного динамика. – Вроде бы. Я сейчас зайду, – сказал Егор, отрывая голову от подушки. – Что ты! Лежи, я сам. Задергались, отметил Егор. Если уж Сережа согласен потрясти жирами, то дела совсем никуда. Даже из комнаты не выпускают, берегут. Будто в коридоре опасней, чем здесь. – Ну?.. – Хмурясь, спросил Топорков. – Пока ничего… – Хотели к тебе врачей приставить, да вот… – Правильно, что передумали, – сказал Егор. – Бестолку все это. – Ну, перестань! – Прикрикнул он. – Как помрешь – схороним, а раньше времени не надо. – Последнюю передачу получили? Егор вдруг услышал в стене какое-то бульканье и посмотрел на аквариум. Рыбки сновали у самой поверхности, но та быстро опускалась, оставляя им все меньше и меньше жизненного пространства. – Получили, вижу, – грустно закивал Егор. – Рыбок вы зря… Я бы там не утонул, а рыбки сдохнут. И вообще, «посторонний под воду» – это, наверное, метафора. Что мне, и руки не помыть? – Что ж… И не помоешь. И с грязными поживешь. – Не поживу, Сережа. Топорков побродил по комнате и, задев ногой стул, со стоном сел. – Степе Голенко я вставил, не сомневайся, – сказал он. – Но уволить я его не могу. – Скоро все уволимся… – Не могу уволить, – повторил Топорков, пропуская его слова мимо ушей. – Он же не в курсе был, что ты наш. Если курьерам всяким… Нельзя же, ты понимаешь. |