Книга Рота особого назначения. Подводные диверсанты Сталина, страница 38 – Анатолий Сарычев

– Отставить армейские замашки! С сегодняшнего дня говорим только на родном языке или по-английски, – выдал новую вводную Соколов, смотря, как два матроса отделяют брезентовой ширмой кусок торпедного отсека.

– Там вентиляция хуже, – попробовал возразить Купцов, уже переодетый в белую робу без знаков различия.

– Зато не так видно, как ты ходишь в гражданке. Вот тебе документы – изучи на досуге! – приказал Соколов, бросая на койку толстую кожаную папку, и, круто развернувшись, ушел.

Переодевшись в гражданский костюм, Федоров улегся на койку и заснул, посчитав, что разницы нет и лучше поваляться в костюме, чем ходить в нем.

Новое имя Федорова, как значилось в канадском паспорте, было вписано на машинке и по-русски звучало – Серж Фед, явно сокращение от русского имени. По специальности, вписанной в канадское удостоверение, Серж Фед значился как мастер-водолаз.

А вот матросская книжка, выписанная на ту же фамилию, давала возможность свежеиспеченному Феду работать палубным матросом на судах дальнего и каботажного плавания.

Родился, окончил школу, лицей и стал сначала водолазом, а потом и мастером-водолазом в канадском городке Эдмонтоне. В этом же городе и жил Фед до двадцати одного года, после чего ушел в моря, где работал на либертийском сухогрузе «Монинг Стар», который благополучно затонул в Черном море около Новороссийска.

«Новороссийск сейчас занят немцами, и никаких сведений никто получить не сможет», – понял Федоров, рассматривая фотографии Эдмонтона, своего дома, где он якобы жил, школы, лицея.

Были фотографии отца, матери и даже старшей сестры, на оборотах которых были напечатаны биографические данные.

«Как все это запомнить? Такой объем информации! У человека же в родном городе столько знакомых и друзей накопилось за двадцать с лишним лет жизни, которые Фед якобы провел в городе Эдмонтон!» – прикинул Федоров, проведя пальцами по толстой папке, которую надо было прочитать и выучить.

Подспудно Федоров чувствовал, что от того, как он выучит свою новую биографию, будет зависеть его жизнь.

Посмотрев на Краснова, который лежал на верхней койке, Федоров заметил в его руках тоже толстую папку и понял, что все в кубрике изучают свои легенды.

Полторы недели подводная лодка шла в море без остановок, и за все это время Федоров только один раз вышел наверх, подышать свежим воздухом, для чего получил кожаную куртку на меху с капюшоном, в которой было удобно и тепло.

А вот впередсмотрящему матросу завидовать было сложно.

Одетый в длинный тулуп, матрос, наклонившись градусов на двадцать, внимательно смотрел вперед и по сторонам, пристально вглядываясь в серую мглу.

По небу неслись серые вперемежку с черными кучевые облака, временами опускаясь до ста метров.

– У матроса тулуп на волчьем меху, а у тебя куртка на обезьяньем, – сказал на ухо Соколов, непонятно каким образом оказавшийся справа.

На кап-два была точно такая же куртка с опущенным капюшоном.

– А в чем разница? – спросил Федоров, с наслаждением вдыхая свежий морской воздух.

– Волчий мех почти не впитывает воду, а обезьяний собирает ее. Это летные американские куртки, в которых мы полетим, – пояснил Соколов, вынимая из кармана короткую трубку.

Зажав трубку в зубах, Соколов напряженно всматривался вперед, весьма смахивая на морского волка.

– Вы же не курите! – удивился Федоров, перехватывая тонкий металлический леер.

– Завтра уходим с лодки. Чемодан, одежду и документы я тебе подготовил. Но и сам внимательно просмотри еще раз вещи, – сказал Соколов, по-прежнему смотря перед собой.

– Разрешите идти? – спросил Федоров, чуть приседая.

На подводную лодку с правого борта катил трехметровый вал.

Прокатившись по мостику, вода с шипением ушла вниз, оставив после себя неприятное чувство леденящего холода.

– Отвыкай от уставного обращения, Серж Фед! Пока будем лететь, старайся вжиться в гражданскую жизнь. Аргентина – страна эмигрантов, и там твои промахи будут не так заметны, как в Штатах. Это у них в США шпиономания, но документы у нас настоящие, и к гражданам Канады отношение вполне дружеское, – сквозь зубы заявил Соколов, отряхиваясь, как собака, от морской воды, попавшей на него.

Федоров, в точности повторив движения своего начальника, спросил:

– Но в Канаде, я читал, говорят в основном по-французски?

– И по-французски, и по-китайски, и даже по-итальянски объясняются, – небрежно махнул рукой Соколов, отметая возражения Федорова как несущественные.

Снова накатила волна, и лодка пошла вниз, зарываясь носом в воду.

Федорова и Соколова окатило с головы до ног холодной водой.

– Если со мной что-то случится, в Монтевидео есть улица Детомаси [78] , там в доме восемнадцать живет девушка Виолетта. Передашь ей от меня привет, и она выведет тебя на нашего резидента, которого знает как дядю Хулио. Если не получится, то иди в «Южамторг» [79] к коммерческому агенту Ковалеву Ивану Михайловичу. Передашь привет от капитана Соколова. Он выведет тебя на нужных людей, то бишь резидента, которому скажешь три раза «Сокол» по-русски. Ответ: «Бекас – бекас», и тоже по-русски, – оглянувшись по сторонам, спокойно пояснил Соколов.

До впередсмотрящего матроса было метров семь, а Федоров и Соколов стояли с подветренной стороны.

– На каком языке я должен общаться с девушкой Виолеттой? – попробовал уточнить Федоров.

– Девушка говорит только по-испански, но она звала меня Соколом по-итальянски, – немного растерянно заявил Соколов. – По-итальянски – Фалькон или Фалконе. Именно такая фамилия у меня стоит в документах, – буквально через секунду добавил Соколов.

Из люка выглянул матрос, одетый в тулуп, и махнул рукой.

Впередсмотрящий матрос неловко сошел со своего места и враскачку пошел к люку.

С матроса ручьем лилась вода, но он, держась рукой за леер, дошел до Федорова и с трудом поднял голову, взглядом прося разрешения пройти.