Книга Катушка синих ниток, страница 47 – Энн Тайлер

– Нашел? – спросил Ред.

– Нет, тут…

Стем продолжал читать. Потом поднял голову. Его губы побелели, он весь как будто съежился, высох.

– Вот. – Он отдал листок Реду.

– «Я, Эбигейл Уитшенк, – начал тот, – настоящим подтверждаю… – Он умолк. Посмотрел вниз страницы. Откашлялся, продолжил: – Настоящим подтверждаю свое согласие на то, чтобы Дуглас Алан О’Брайан воспитывался в моей семье как мой собственный сын, со всеми причитающимися ему в таком случае правами и привилегиями. Я гарантирую, что его мать будет иметь свободный доступ к ребенку, когда только пожелает, и обещаю, что она сможет восстановить свои права на него, как только ей позволят жизненные обстоятельства. Настоящее соглашение остается действительным лишь в том случае, если мать ребенка никогда и ни за что не раскроет ему свой истинный статус до тех пор и только в том случае, если будет готова взять над ним полное опекунство; я также обещаю не раскрывать данных обстоятельств. – Ред опять откашлялся и закончил: – Подпись: Эбигейл Далтон Уитшенк. Подпись: Барбара Джейн Отри».

– Я не понимаю, – пробормотал Стем.

Ред не ответил. Он не отрывал глаз от контракта.

– Это что, Би Джей Отри? Та самая? – спросил Стем.

Ред молчал.

– Она, – заговорил Стем, – кто ж еще. Сначала она была Барбара Джейн Имс, а потом вышла за какого-то Отри. Она постоянно отиралась рядом.

– Наверное, нашла тебя по телефонной книге. – Ред наконец поднял взгляд.

– Почему ты мне не сказал? – вскричал Стем. – Ты обязан был! Мне все равно, что и кому ты обещал!

– Я не обещал, – ответил Ред. – Я ничего не знал.

– Должен был знать.

– Клянусь, твоя мама и словом не обмолвилась.

– То есть все эти годы она знала правду, но ничего не говорила собственному мужу? Так, что ли?

– По всей видимости. – Ред потер лоб.

– Это немыслимо, – пролепетал Стем. – Зачем ей так поступать?

– Ну, она… может, она боялась, что я заставлю ее тебя отдать, – предположил Ред. – Что велю вернуть тебя Би Джей Отри. И это правда, я бы так и сделал.

Стем раскрыл рот.

– Ты бы меня отдал?..

– Стем, ну сам подумай: это совершенно безумное соглашение.

– Но все же…

– Все же что? По закону ты сын Би Джей.

– Тогда хорошо, что она больше здесь не появляется, – горько произнес Стем. – Она ведь умерла, да?

– Да, если мне не изменяет память.

– Если не изменяет память! – обвинительным тоном бросил Стем.

– Стем, богом клянусь, я понятия не имел. Я едва знал эту женщину! Не понимаю даже, где твоя мама раздобыла нотариуса, который согласился такое заверить.

– Да какой нотариус! Посмотри, что тут за язык. Она старалась, чтобы текст звучал юридически. «Причитающиеся ему в таком случае права и привилегии», «до тех пор и только в том случае», но какой нотариус напишет «когда только пожелает»? Что за официальный документ в один абзац? Она сочинила все это сама, она и Би Джей. Нотариус ничего не заверял!

– Должен признаться, – Ред опять посмотрел в контракт, – я слегка… обескуражен.

Стем безрадостно хмыкнул.

– Иногда твоя мама бывала… В смысле, Эбби бывала… – Ред затих.

– Слушай, обещай мне, – попросил Стем, – обещай, что никому не расскажешь.

– Что, вообще никому? Даже Денни и девочкам?

– Никому. Обещай, что будешь хранить молчание.

– Почему? – спросил Ред.

– Я так хочу.

– Но ты уже взрослый. Это ничего не изменит.

– Я серьезно. Забудь, что видел этот документ.

– Ну… – Ред, потянувшись вперед, передал бумагу Стему.

Тот сложил ее и спрятал в карман рубашки.

Оказалось, что ящика Реда для всех бумаг Эбби не хватило. Распоряжения о похоронах в итоге нашлись в ее шкафчике под подоконником – среди программок с похорон родителей и брата, а также с «церемонии памяти» некой Шаванды Симмз, о которой никто в семье и слыхом не слыхивал. И нет, Эбби не хотела, чтобы на ее похоронах звучали «Приятные вибрации» или «О благодать». Она заказала «Овцы могут пастись спокойно» Иоганна Себастьяна Баха и «Арию брата Джеймса» [31] . К счастью, петь и то и другое будет хор, лишь на гимне «Встретимся ли мы с тобою?» следует присоединиться конгрегации. Друзья и/или семья при желании могут выступить с речью (такая формулировка поразила дочерей Эбби своей жалкой робостью), а преподобный Сток должен произнести речь короткую и, если возможно, «не слишком религиозную».

Упоминание о преподобном Стоке всех разволновало. Сначала они не понимали, кто это. Затем Джинни сообразила: наверное, пастор Хэмпденского братства, маленькой церкви, куда Эбби время от времени ходила, поскольку принадлежала к ней в детстве. Но официально Уитшенки – по крайней мере, в сочельник и на Пасху – посещали церковь Святого Давида, и именно там Аманда заказала отпевание на утро понедельника в одиннадцать. «Но так ли уж это важно?» – размышляла она вслух. Ред сказал, что да. И, вероятно считая Нору экспертом по религиозным делам, поручил ей позвонить в церковь Святого Давида и преподобному Стоку. Нора ушла на веранду, а когда вернулась, сообщила, что преподобный Сток уже несколько лет как отошел от дел, но преподобный Эдвин Элбин скорбит об их утрате и после обеда зайдет детально все обсудить. Ред при слове «зайдет» побледнел, однако поблагодарил Нору за помощь.

Потихоньку все в семье выходили из строя. Сыновья Стема просыпались по ночам и через холл бежали в кровать к родителям. Стем забыл отменить встречу с дамой из Гилфорда, намеревавшейся заказать большую пристройку к своему дому. Джинни и Аманда поссорились – Аманда заявила, что если Александр и занимал особое место в сердце Эбби, то лишь потому, что «он такой… ну… сама понимаешь».

– Какой такой? Какой? – взвилась Джинни.

Аманда сказала:

– Неважно, – и демонстративно замолчала.

Не прошло и десяти минут, как Деб ударила Элизу в глаз – та утверждала, будто бабушка однажды призналась ей, что любит ее больше всех.

– Итак, чем их сегодня развлечь? – процитировал Ред строчку из стихотворения Кристофера Робина, которую Эбби всегда вспоминала, если у детей вспыхивал очередной скандал, и лицо его тотчас исказилось от горя. Ред, видно, отчетливо услышал в голове веселый голос жены.

Денни, по обыкновению, подолгу пропадал у себя в комнате, и никто не знал, чем он занят, хотя иногда оттуда доносились его разговоры по мобильному. Но с кем? Загадка. Между тем даже Хайди принялась выкамаривать. То и дело залезала в помойное ведро под кухонной раковиной и оставляла под обеденным столом отвратительные кусочки жеваной фольги.