Онлайн книга «Слой»
Сзади зашаркали тапочки – Сашка. Прикрыв дверь, он встал на унитаз и запустил палец в трещину под потолком. Из тайника медленно выползла сигарета, а за ней – две спички и крышка от коробка. – Угостишь? – Спросил Петр. – Шизоидам не положено. – Это шутка? Сашка молча воткнул сигарету в рот и прикурил. – Табачком не поделиться – грех, – заметил Петр. – Одним больше. Не страшно. Петр хотел попросить еще – с помощью слова «пожалуйста» и прочей культуры, но вовремя понял, что с Сашкой это бесполезно. Такие, как он, доброго отношения не ценят. – Кто шизоид? – Прорычал Петр, свирепо двигая челюстью. – Это я шизоид? – Тормоз, к тому же. – Тормозил твой папа, ясно? По мере того, как до Сашки доходил смысл сказанного, его брови поднимались все выше и выше. Когда они достигли середины лба, Петр плавно отклонился назад, и Сашкин кулак впечатался в нечистый кафель у зеркала. – …мать!.. – застонал Сашка, тряся разбитыми пальцами. – Я только про отца, мать – это святое. – Падла психованная! Петр, не задумываясь, ударил его открытой ладонью в лоб, не сильно, но достаточно резко, так, что его затылок с глухим стуком воткнулся в стену. – Ухммм… – произнес тот, опускаясь на корточки. Сигарета вывалилась из раскрытого рта и упала на сырой пол рядом с подозрительной белесой лужей. Курить, конечно, хотелось, но все же не настолько. – Больные! В столовую! – Заверещала в коридоре Гитлер Югенд. Петр набрал в ладони воды и выплеснул Сашке в лицо. – Пойдем, завтрак пропустишь, – миролюбиво сказал он. – Ты этот, что ли?.. Из горячих точек? – Спроси чего полегче. – Ах, да. Зачем сразу махач устраивать? Не мог по-человечески? – Так быстрее. Ведь правда? Сашка что-то промычал и, взявшись за протянутую руку, поднялся. – Нычку видел? Бери, если надо. – Он сунул опухающую кисть под кран. – Ты кто, боксер или каратист? – Не знаю я. Не-зна-ю. – Ах, да. Но, наверно, кто-то из этих. Петр не ответил. Он предпочел бы помнить не руками, а головой, но Сашку это вряд ли волновало. На завтрак дали слипшуюся овсянку, в которой равным образом отсутствовали и молоко, и сахар. Кофе был немного лучше, но – лишь немного. В столовой Петр насчитал тридцать пять человек. Вовчик и Сашка сидели в окружении других «косарей» – Сашка что-то рассказывал, а соседи по столу энергично кивали и с любопытством посматривали на Петра. Остальные тоже выглядели вполне нормально, по крайней мере, слюнявых, трясущихся идиотов Петр не заметил. Интересная психушка, подумал он. Ни одного психа. В коридоре их поджидала сестра милосердия по кличке Швабра с двухэтажной тележкой, похожей на сервировочный столик. Больные выстроились в очередь, и Петр, догадываясь, что так надо, встал вместе со всеми. Дойдя до Швабры, он получил четыре разнокалиберных таблетки, покрытых цветной глазурью – медсестра протянула их в маленьком пластмассовом стаканчике. Петру показалось, что это ему знакомо – не сама картинка, а впечатление: матовый пятидесятиграммовый стакан с таблетками. Только впечатление это было связано отнюдь не с сумасшедшим домом, а с чем-то таким… с большой болью… – Ларадол? – Машинально спросил он, катая на ладони розовое колесико. – Ларадол, – также машинально ответила медсестра и вдруг окрысилась. – Че кобенишься-то? Умный, да? Че прописали, то и жри! И к врачу не забудь, склеротик. Тебе в десять назначено. – Выходит, я Зайнуллин? – Растерялся он. Швабра вытаращила глаза и расхохоталась. – Ты в туалет ходил? Ну и как там? Какой же ты на фиг Зайнуллин?! Петр закусил губу. Действительно, Зайнуллиным он быть никак не мог. Но он точно помнил, что к десяти вызывали именно его, Зайнуллина то есть. – Еремин твоя фамилия, – сообщила Швабра. – А доктор в пятнадцатом, налево по коридору, – добавила она на всякий случай. – Найдешь? Петр нашел. Пусть его называли склеротиком, с этим не поспоришь, но дебилом он не был. Мужчина с добрыми глазами и беззащитной бородкой «клинышком» отстраненно перебирал на столе какие-то бумаги. – Да? – Встрепенулся он. – Проходите, проходите. Вот сюда, пожалуйста. Петр бухнулся в глубокое кресло и неожиданно испытал желание остаться в нем навсегда – в этом мягком, уютном коконе, который не заставляет вспоминать, наоборот, позволяет забыть, отрешиться, плюнуть на все. – Как себя чувствуете, Петр Иванович? Что-нибудь беспокоит? – Вы сами знаете, что. – А именно? – Именно – отчество. Вам оно известно, а мне нет. Да и фамилию, честно говоря, мне подсказали. Мою фамилию. – Ну, это не самое страшное, – беспечно произнес доктор. – Меня звать Валентином Матвеевичем. – Очень приятно. Который раз вы мне представляетесь? – Терпите, мой дорогой. Просветление может наступить в любой момент. – Или… никогда? – А вот этого не надо. Только позитив и работа, работа, работа. А я вам буду помогать. Мы ее одолеем, вот увидите. – Кого? – Амнезию. Случай не самый тяжелый, поверьте моему опыту. Я бы даже сказал, классический случай. У вас сформировалась ложная память, это значит, вы все-таки нуждаетесь в прошлом. Хуже, когда личность отторгает его полностью, а у вас произошло замещение реальных воспоминаний вымышленными. – Понятно… – вякнул Петр. – Какими вымышленными? Я вообще ничего не помню! – Так уж и вообще, – заулыбался Валентин Матвеевич. – А война? Сотники, перестрелки, засады? В мозгу что-то промелькнуло, но такое расплывчатое и неопределенное, что Петр даже не стал пытаться. – Крутится, а ухватить не могу. – Ну и не хватайте ее, не надо. Мы лучше о приятном, – ласково сказал он. – По семье не скучаете? – Нет. – Да, конечно, – спохватился доктор. – Они же вас навещают постоянно. – Кто? – Жена, ребенок. Вы их помните? – Послушайте, я фамилию свою только что узнал! И завтра опять забуду! – Ну-ну, не горячитесь. Однажды утром вы проснетесь, и фамилия, так сказать, будет на месте. И многое другое. Все восстановится. Музыку любите? – Невпопад спросил он. Петр напрягся. В принципе, он знал, что это такое, мог даже напеть несколько мелодий, но вот откуда они взялись… |