Книга Принц теней, страница 32 – Рэйчел Кейн

Храп Роггочо внезапно прекратился, он открыл глаза и прямо перед собой увидел меня.

– Скотина! – заорал он. – Вор! Стой!

Он соскочил с постели и нагишом бросился ко мне. Я находился в довольно неудобной позе, с трудом удерживая равновесие, и понимал, что если ему удастся затащить меня обратно в комнату – у меня не будет другого выхода, кроме как убить его. Его и, возможно, девушку.

Я не хотел этого делать. Нет. Я был вором, да. Но не убийцей.

Роггочо тем временем только усложнил мне задачу – он попытался дотянуться до меня, его пальцы схватились за мою маску и сдернули ее.

Теперь мне оставалось только надеяться, что в неверном свете луны, падающем у меня из-за спины, он не смог разглядеть моего лица.

Я высунулся из окна, повис на карнизе крыши и ударил его ногами в грудь так, что он отлетел обратно на постель, где кричала перепуганная девушка. Моментально развернувшись в обратном направлении, одним прыжком я запрыгнул на крышу и побежал по глиняным черепицам. Это было непросто, но хороший вор должен и это уметь, чтобы выжить. Сапоги все время соскальзывали с гладкой поверхности, но сложнее всего было сохранять равновесие, мне пришлось раскинуть руки в стороны, чтобы не упасть, и все равно мне это удавалось с трудом. Крыша была более покатой, чем мне представлялось, одна из черепиц под моей ногой сдвинулась и начала сползать вниз. Я прекрасно понимал, чем это грозит: если упадет одна черепица – остальные поползут вслед за ней. Подтянувшись на руках, я оказался на самом верху крыши, где снова выпрямился и побежал по центральному шву, слыша за спиной тревожные крики. По дороге я спугнул спящую кошку, которая выгнула спину и завыла, протестуя против столь наглого вторжения в ее вотчину, но я только увеличил скорость, чтобы перепрыгнуть на следующую, более низкую крышу рядом стоящего здания. Оттуда я спрыгнул на чей-то балкон, с него уже – на мостовую.

Почти провал. Очень близко. Но все же – успех.

Я утешался тем, что он не мог как следует меня рассмотреть, а даже если он и разглядел какую-то часть моего лица – все равно он никогда не свяжет эти черты с Бенволио Монтекки.

С сумкой, полной трофеев, я отправился к Меркуцио.

Мой друг не спал. Я думал, что застану его в постели, но он был на ногах, одет и беспокойно мерил шагами свою комнату. Когда я влез в его окно, он подпрыгнул, как та кошка, которую я спугнул, схватившись за меч, но при виде меня вложил оружие обратно в ножны:

– Где ты был? Я думал, что сейчас услышу о твоей гибели! Ты что, не придумал ничего интереснее, чем делать это в одиночку?!

Вместо ответа я кинул ему сумку. Он взвесил ее на руке, ругнулся, а потом высыпал мои трофеи на постель. Они были лучше, чем я ожидал, – там, в темной комнате, невозможно было оценить в полной мере их ценность, но сейчас было понятно, что добыча действительно очень дорогая – последние осколки былого могущества и богатства.

Меркуцио присвистнул, взяв в руки рубин размером с яйцо куропатки. Внутри камня словно горел огонь, от которого я вдруг почувствовал дрожь и внезапно понял, что совершил ошибку – непростительную ошибку: от этих драгоценностей трудно будет избавиться незаметно – слишком они яркие, слишком необычные. Как и меч.

– Придется его распилить, – заметил Меркуцио, рассматривая камень. – Хотя, конечно, очень жаль портить такую прекрасную вещь. Смотри, какой горячий насыщенный цвет – как кровь.

– Точно как кровь, – кивнул я. – Нам нужно избавиться от этих вещей как можно скорее.

– И от этого. – Меркуцио взял в руки украденный меч, с восхищением глядя на закаленную сталь лезвия. – Я попрошу знакомого оружейника сделать для него другую рукоять – глупо отказываться от такого великолепного оружия.

– Только если будешь уверен, что твой мастер будет держать рот на замке, – предупредил я. – Если он проболтается – это будет приговор для нас.

– А разве бывает иначе? – Меркуцио открыл потайную дверь в стене комнаты и убрал туда мою добычу, а потом снова закрыл дверцу и повесил цепочку с ключом на шею. – Это займет некоторое время, ты же понимаешь. Даже я не умею творить чудеса – я все-таки не бог криминального мира.

– Богохульник, – сказал я. Он в ответ послал мне воздушный поцелуй. – Неужели ты не ложился спать исключительно из-за того, что переживал за меня? Мне это кажется маловероятным.

Он упал в глубокое кресло, прикрыв глаза рукой с тонкими длинными пальцами. Но мне не нужно было встречаться с ним взглядом – я и так без труда мог все прочитать по его виду.

– Что-то стряслось в твоем греховном раю, любезный братец?

– Что ты можешь знать о грехе? – бросил Меркуцио. – У тебя в жилах вместо крови холодное молоко, ты не знаешь, что такое любовь. А я знаю.

Я невольно подумал о Розалине, но отогнал от себя эту мысль и сказал:

– Кстати, сегодня вечером, пока я искал эти маленькие безделушки, меня поцеловала обнаженная женщина.

Его изумление было настолько велико, что он даже убрал руку с лица:

– Обнаженная?

– Как грешная Ева, – кивнул я. – И она явно хотела большего.

– И?

Я пожал плечами.

– Я подумал, что лучше мне заняться своим делом.

Хотя было, было одно пьянящее мгновенье, когда я склонялся к другому решению, дикому и неразумному.

– Какое разочарование. – Он снова прикрыл глаза рукой. – Надо все-таки поучить тебя обращаться с женщинами. Допустим, мой опыт в этом деле весьма скромен, но все же больше, чем у тебя, бьюсь об заклад. – Друг рассмеялся, но смех его звучал горько. – Кажется, со мной все кончено.

Я сел напротив него, ощутив внезапную тревогу: похоже, дело было не в обычном мрачном настроении Меркуцио.

– Рассказывай, – велел я ему.

– Мой дорогой и уважаемый отец решил, что я летаю слишком высоко и слишком свободно, поэтому нужно посадить меня в клетку, – проговорил он. От горечи, звучавшей в его голосе, у меня мурашки по коже побежали. – Посадить в клетку и запереть, надеть путы и начать приучать к надушенной женской ручке. Но ведь сколько ни приручай сокола – он все равно останется охотником, разве не так? Он должен летать – или умрет.

– К чему эти разговоры о смерти, друг мой? О клетках?

Конечно, его отец, что бы он там ни подозревал, никогда не допустил бы, чтобы о грехах сына узнал кто-то еще: это запятнало бы его собственное имя. Если бы это всплыло – мои похождения показались бы по сравнению с ними пустяком и бессмыслицей.

– Объясню по-другому, проще: я в скором времени буду женат, – произнес он. – Женат и похоронен, связан узами брака и мертв.

Я невольно издал вздох облегчения:

– Но ведь это давно известно, осталось только дату бракосочетания назначить… почему вдруг?..

– Любовь и кровь… ястреб и голубь… дерево и пила – я не гожусь для этого, Бенволио! Я не гожусь – неужели ты не видишь этого?!