Книга Костяной браслет, страница 57 – Кевин Кроссли-Холланд

Сольвейг обхватила себя руками. Страх в ней смешивался с предвкушением счастья. Она резко перегнулась через борт лодки и почти перевернула ее.

— Осторожнее! — предупредил Эдвин. — Многие оступались на последнем шаге.

Михран заметил:

— Миклагард — это огромный магнит.

— Что такое магнит? — поинтересовалась Сольвейг.

— Ну, ты же знаешь, — отозвался Эдвин. — Магнитная руда.

— Нет.

— Железный камень, — объяснил Михран. — Он притягивает железо.

— Привлекает его к себе, — добавил Эдвин.

«Как водоворот, — решила про себя Сольвейг. — Как жернов на дне океана, который утаскивает в пучину лодки с людьми и перемалывает все в соль».

— Город… люди… рынок… музыка… мрамор… деньги… — Проводник отпустил рулевое весло, размахивал руками и восторженно тряс головой. — Храм Святой Софии! Божественной Мудрости! Вы увидеть.

— Самая большая церковь во всем мире, — сказал Эдвин. — Во всяком случае, так я слышал.

— Но! — Тут Михран замолк и посмотрел Сольвейг прямо в глаза.

— Что? — спросила она.

— Змеиное гнездо. — Проводник изогнулся и стал похож на крадущуюся змею. — Императрица Зоя очень, очень опасная женщина. Пожирает людей заживо! Ножи. Яд. — Он бросил взгляд на Эдит. — Удушение! Убивает всех, кого заблагорассудится, и многие люди, очень многие, хотели бы убить ее саму.

— Хмммм… — то ли проворчал, то ли хмыкнул Эдвин. — Надо бы мне тогда следить за языком.

— У тебя есть послание для императрицы? — спросил его Михран.

Эдвин кивнул и осторожно добавил:

— И… и для императора.

Михран фыркнул:

— Пф! Михаил. Полумужчина-полумальчик.

Эдвин удивленно приподнял брови.

— Императрица Зоя старая женщина. Пятьдесят четыре… пятьдесят пять. Михаил девятнадцать!

— Да, я слышал, — задумчиво откликнулся Эдвин.

— У императрицы Зои и мальчика-мужчины есть охрана из викингов.

— Я знаю, — ответила Сольвейг. — Варяжская дружина. Мне отец рассказывал.

— Что такое «варяжская»? — спросила Эдит.

— Варяги — это викинги на службе у императора, — ответила Сольвейг. — Ими руководит Харальд.

— Мужчина-мужчина! — сказал Михран. — Харальд всего на год больше Михаила, но он мужчина-мужчина!

— Мой отец… — задумалась Сольвейг. — Я думаю, он тоже входит в эту дружину.

Михран кивнул:

— Где императрица Зоя, там и Харальд Сигурдссон. А где Харальд, там и твой отец. Все норвежцы.

Несколько минут Сольвейг просидела в солнечной дымке, глядя, как ловко Михран направлял их маленькую лодку сквозь целый рой кораблей, что стремились к ним навстречу. Иногда они чуть не соприкасались бортами с другим судном. Девушка смотрела то на один берег, то на другой, и ее поражало, что обе стороны канала — иногда между ними не было и восьмиста шагов — были полностью застроены каменными башнями, домами, сараями, шаткими волноломами и причалами.

— Да, — поразмыслив, согласился Эдвин. — Змеиное гнездо. Но подозреваю, что сейчас и корабль Рыжего Оттара превратился в змеиное гнездо. — Он помолчал еще и дружески положил руку на плечо Эдит. — Там ведь осталась Бергдис и весь ее яд.

«Он заботится о ней, — подумала Сольвейг, — и не только потому, что она тоже из Англии. И она к нему неравнодушна. Он не умеет ни рыбачить, ни вязать узлы, ни грести — вообще ничего не умеет! — но все равно он сильный и добрый. Так, может, они…»

Эдит улыбнулась ей так, словно могла прочесть ее мысли, и произнесла:

— Gæþ a wyrd swa hio scel.

— А?

— Ой! — встрепенулась Эдит. — От судьбы не уйти.

— Ты правда так думаешь?

Эдит проницательно посмотрела на Сольвейг и сказала с прелестной улыбкой:

— Ну что ж, иногда судьбе можно и помочь.

— Но ты же христианка, — не поняла Сольвейг.

— Судьбы заключены в замыслах Творца, — объяснил Эдвин. — Да, как я и говорил, Бергдис и ее яд. Но не только она. Торстен и Бруни. По отдельности они оба славные люди.

— Ну, Торстен-то да, — отозвалась Сольвейг.

— Но стоит им оказаться рядом — жди беды.

— Рыжий Оттар рассказал мне про Бруни, — проронила Эдит.

— Правда?! — воскликнула Сольвейг.

— Да. Бруни убил Петера, двоюродного брата Торстена, и похитил его жену.

— Нет!

— Да. Ее звали Инга. Бруни похитил ее, возлег с нею и увез из Норвегии в Исландию. Бруни не знает, что Петер приходился Торстену братом. Торстен узнал его не только по имени, но и по гнилому зубу. Вот что он рассказал Рыжему Оттару.

— И еще он признал Бруни потому, что тот жил в Норвегии до того, как переехал в Исландию.

— Рыжий Оттар сказал мне, что Торстен отомстит за смерть брата, — продолжала Эдит. — И за позор Инги.

— Да, это его долг, — уверенно заявила Сольвейг.

— Но он заставил их поклясться, что они будут поддерживать мир до самого конца нашего пути.

— Теперь это уже не наш путь, — сказал Эдвин. — Теперь, когда Рыжий Оттар мертв.

— И это одна из причин, почему Бруни хотел, чтобы мы остались вместе, — добавила Эдит. — Чем больше людей, тем безопасней для него.

— Ну и крыса! — с негодованием воскликнула Сольвейг. — Но я не очень-то и удивлена. Правда.

— Что же, Сольвейг, — обратился к ней Эдвин. — Так вот чему вас учат ваши боги? Строить козни? Убивать? Око за око и зуб за зуб?

— Если женщину обесчестили, — ответила Сольвейг, — то за нее обязательно надо отомстить.

— И отомстить жестоко? — с вызовом спросила Эдит.

— И если человека ранили или убили безвинно, за него тоже надо мстить. Так было всегда.

— И будет до тех пор, пока все не станут слепыми и беззубыми, — тихо проговорил Эдвин.

Сольвейг почувствовала, как волосы на ее голове зашевелились от ярости, а румянец залил щеки и спускался по шее все ниже.

— Вы, христиане, — огрызнулась она, — такие всепрощающие! У вас глаза невинных агнцев! Вечно подставляете другую щеку, да? Во всяком случае, говорите, что подставляете.

— Сольвейг, — попыталась сдержать ее Эдит.

— И мямлите, как Слоти. Или вообще молчите!

— Не говори того, о чем потом пожалеешь.

— Вы, христиане, скоро подавитесь своим состраданием, — рявкнула девушка, — а убийцы будут гулять на свободе! И убийства не прекратятся!

— Сольвейг, а как могут ваши распри — ваша жестокая месть, кровавые убийства — быть лучше, чем примирение?