Онлайн книга «Рыбы молчат по-испански»
С любовью и благодарностью Ляле Костюкович за идею, Юлии Добровольской за поддержку и понимание, Борису Пастернаку за издание, Галине Хондкариан за участие, Любе Сумм за дружбу; мужу, маме, детям – за терпение. Эти события происходили на самом деле. * * * Когда на ранней заре Ксенин джип выехал из Москвы, его окружила такая непроглядная ночь, что Нина испугалась: как будто нырнули в подземный тоннель. От темноты зрачки ломило, как зубы от кислятины. И никакой надежды на свет в конце тоннеля – ни проблеска, ни полоски в небе, обещающей утро. Только фары джипа освещают дорогу. «Дэвид Линч, “Шоссе в никуда”», – вспомнила Нина. Испанцы на заднем сиденье притихли, но Нина чувствовала, что они не спят. Может, тоже думают про Линча. Или про свет в конце тоннеля. Роса протянула руку и осторожно коснулась Нининого плеча. – Пожалуйста, – попросила она, – уточни у Ксении, сколько километров до Рогожина… Нина вздрогнула – голос прозвучал неожиданно громко. Перевела вопрос. – Двести, – сухо ответила Ксения, не отрывая глаз от светового пятна впереди, похожего на желтую бабочку. «Нельзя ее отвлекать, – подумала Нина. – Такая опасная дорога…» – Прошлой зимой, – неожиданно заговорила Ксения, словно услышав ее мысли, – возвращаюсь вечером в Москву. С испанцами… Смотрю – впереди фура. Черная, страшная… Габаритные огни забыли включить, сволочи… Чуть не вписалась… – Ужас… – сочувственно бормочет Нина. Она не знает точно, что такое «габаритные огни», но живо представляет черную громаду, о которую вот-вот разобьется маленький серебристый джип. Светает – как будто в кювете с раствором медленно проявляется черно-белая фотография. Смутные очертания за окошком становятся более контрастными. Мрак отделяется от света, небо от земли. Зрачки уже не ломит от клубящихся пятен, и бабочка не скачет впереди так желто и ослепительно. Вот пробежала сосна. Стайка юных берез чуть не выскочила на дорогу – посмотреть, кто тут едет с московскими номерами? Мелькнул темный дом – так неожиданно, что Нина вздрогнула и обернулась, провожая его глазами. Вдоль трассы с обеих сторон тянутся заснеженные поля. – А ты вообще откуда? – спрашивает Ксения. Она взбодрилась – видимо, напряжение ночной дороги слабело. – В университете преподаю. На филфаке. Учусь в аспирантуре, – отвечает Нина, с трудом отрывая взгляд от плывущего за окошком пейзажа. – А как меня нашла? – Позвонила знакомая. Сказала, что ищете переводчика на два дня. Она сама собиралась поехать, но не получилось. – Как зовут знакомую? – Юля. – Не помню такую… – Может, ее тоже кто-то попросил. – А как же университет? – В смысле? Ах да – сейчас каникулы. – Каникулы… Совсем про них забыла… Что-нибудь еще Юля твоя говорила? – Ничего. Сказала только, что они ребенка усыновляют и нужен переводчик… А вы давно с испанцами работаете? – Давай-ка лучше на ты. Работаю восемь лет. Сперва были американцы, теперь вот испанцы. Четыре переводчицы сменила… Ты им, кстати, скажи, что в департаменте нас сегодня принять не смогут. Перенесли на завтра. Нина перевела. За спиной послышалось беспокойное оживление. – Они спрашивают, разрешат ли им сегодня увидеть дочку. – Нет, конечно. Без направления не пустят. Переночуем в гостинице, а с утречка сперва в департамент, потом в дом ребенка… Пустынная трасса оживала. Впереди, грохоча и рассыпая снежную пыль, неслись грузовики. Давя на газ, Ксения обгоняла сонные легковухи – в основном «жигули», «нивы», одну разлапистую «волгу», такую грязную, что определить цвет было невозможно. Постройки вдоль дороги становились более основательными, деревянные избы сменились каменными домами. Неожиданно из-за угла вывернули рельсы, по ним навстречу проехал трамвай. Потянулась чугунная изгородь, за которой белел заснеженный парк с черными бутонами озябших ворон. Мутные сумерки. Люди спешат на работу. Таким Нина впервые увидела Рогожин. * * * Скажи, по каким местам пролегают твои маршруты – и я скажу, кто ты. Что если, соединив все эти точки на карте, мы узнаем про себя что-нибудь особенное – увидим силуэт судьбы, тайный знак, которым каждый отмечен? У одного получится пентаграмма, у другого – треугольник, у третьего – квадрат, по равным сторонам которого человек носится всю жизнь как белка в колесе. Но скорее всего это будет цветок, чья сердцевина – какая-нибудь захудалая станция метро, где у человека дом, а лепестки – районы, куда он наведывается по работе или по какой-то другой надобности. У одних – колокольчик, у других – ромашка, у третьих – гвоздика или чертополох. Силуэт Нининой судьбы представлял собой трапецию, расположенную между четырьмя точками на карте Москвы. Конечно, время от времени появлялись новые маршруты, но это случалось нечасто, и поэтому на ее личной карте они были бы обозначены бледным пунктиром. Ехать рано утром куда-то за двести километров по заснеженной трассе – ничего похожего в ее жизни еще не было, и Нина с любопытством рассматривала незнакомые места. Пригород остался позади, они оказались в центре. Пересекли мост, под которым белела замерзшая речка. Проехали по главной улице – разумеется, это была улица Ленина, которую в большинстве русских городов не успели, да и не собирались переименовать, – затем свернули в один из переулков, сделали круг и снова выехали к реке. Спешить было некуда, и, катаясь по городу, Ксения размышляла, как провести день. – В общем, – сказала она, притормозив возле заведения с надписью «Пиццерия», – для начала позавтракайте. Гостиница забронирована, но не сидеть же в номере целый день. Тяни время, его у нас полно. Будут спрашивать – говори честно, что ничего не знаешь. Ладно, давайте. Она махнула испанцам рукой и захлопнула дверцу. Джип заурчал и, переваливаясь на темных волнах слежавшегося снега, покатил к шоссе. * * * Когда отдыхаешь после трехчасовой зимней дороги – на улице пасмурно, снег забился в протекторы и тает, круглая лужа расплывается возле ботинок, на столе кусок пиццы и кофе, а напротив квадратное во всю стену, от пола до потолка, окно – холодная с капельками воды стекляшка, – кажется, что мир – это то, что внутри: провинциальная кафешка со столиками. Обычная недорогая забегаловка, где народу полно, и все тихо гудят, как примороженные пчелы. В такой пиццерии каждому найдется место – представителям мелкого и среднего бизнеса, дворникам, уличным торговцам, студентам, менеджерам сетевого маркетинга, краснолицым деревенским здоровякам с большущими руками, тетке с комнатной собачкой, которая то и дело высовывает старушечью головку из сумки, и тогда тетка утрамбовывает ее обратно, нажимая сверху ладонью, как дрожжевое тесто в кастрюле. |