Онлайн книга «Небесный Стокгольм»
|
– Давайте-ка посмотрим, что нам Филиппыч дал, – предложил Петя. Отец с сыном у Мавзолея. «Что это такое?» – «Это могила Ленина». – «А что такое Ленин?» – «Ленин – это наша могила». – Каменный век, – фыркнул Антон. Воспитательница, увидев перебежавшего дорогу зайца: «Кто это, дети?» Дети молчат. «Ну, о ком мы столько песенок пели?» Дети (хором): «Дедушка Ленин!» – А мне этот нравится, – улыбнулся Кира. «Мужики, я вчера в бане Ленина видел». – «Голого?» – «Ну а как еще в бане моются». – «И какой у него?» – «Да как у всех. Но как-то проще, человечней». – И что, нам скатываться до этого уровня? Я ничего не понимаю, – сказал Петя. – Мне кажется, перед нами нет задачи сделать Ленина героем анекдотов, – начал рассуждать Кира. – Это могут быть еще какие-нибудь герои революции. – Но настоящих-то трогать нельзя. А ненастоящие никому не нужны. – Пустить по ложному следу. – Все очень туманно, Кира. – И еще хорошо бы придумывать истории про одного персонажа. Серийный герой. Он потом сам на себя ситуации наводить начнет. В пирожковой появился Мухин, его нейлоновый чехол сразу привлек внимание студенток. Одет он был, как всегда, франтово, причем на этот раз на нем были явно заграничные вещи. А еще у него почему-то были набиты каблуки. Он передал Антону какой-то сверток: – Все как она просила. – Ну как ГДР? – Да нормально. Домики и дворики – все аккуратненькое, в магазинах все разложено. – Где играли? – В основном по воинским частям. Каждый вечер – банкет. Вишневым вареньем спирт разведешь – и вперед. – А в Берлине был? – Был. Деревня-деревней. Стоит еще полуразрушенный. Ходили там пиво пить. Немцы на нас глазели, шнапсом угощали. Про войну – ни слова. Боятся. – Что-нибудь привез? – Да струны купил первым делом, сто комплектов. Мне же на гитаре всю жизнь играть. – Он достал из футляра пакет, на нем была нарисована золотая лисичка. – Еще себе шпалеру купил. – Зачем тебе шпалера, Мухин? – удивился Кира. – Дом холодный, пусть на стене висит. Еще купил бабушке подарок, привез, а она тут умерла… Хорошая была, добрая. Помню из бани придет, сядет с подругами своими, а я им четвертинку водки из магазина несу. Очень меня любила. Мухин сходил за пирожками. – А зачем каблуки-то набил? Чечетку теперь бьешь? – Я и чечетку могу. Знаешь, кто у меня учителя были? Воры. – Ты и в тюрьме сидел? – удивился Петя. – Война только-только кончилась, во дворе компания появилась. Парни на рынках щипали, а девки краденое сбывали. Вечерами выпивали и пели, а я им подыгрывал. Так и выучил их песни – и воровские, и цыганские. Они между собой иногда по-цыгански говорили, хотя все русские были. В тюрьме, может, научились… Вот я с ними язык и освоил. Ну и чечетку. – Ну а каблуки-то зачем набил? – Да Капа попросила. Не нравлюсь я ей, у нее все высокие на сцене, и сама она будь здоров, а я один вот такой. Говорит мне: «Ты, Мухин, рост талантом перебил». Антон развернул сверток. Там оказалась очень красивая ткань. – А у нас с Верой, похоже, не получается с венчанием, – вдруг сказал он. – Вы расстаетесь? Сдурел? – удивился Мухин. – Да нет, просто в ЗАГСе распишемся. С этого года, оказывается, все записи из церковных книг регистрируются и отправляются по месту работы. Будут неприятности – и у нее, и у меня. Она злится, очень этого хотела. Помолчали. – А я у Гагарина на балконе спал, – задумчиво сказал Мухин. – Ну вот, опять… – Да он обыкновенный парень, какая мне разница, летал – не летал. – Мухин крутанул пустой стакан на столе. – Недавно позвали выступать в Звездный городок. Начало в девять вечера, речи сплошные, руководство Звездного, правительство – короче, бодяга, как обычно. Закончилось все часов в двенадцать. Капу в Москву на машине повезли, а мы с Выставкиным пошли к Гагарину домой: он пригласил. Ну, выпили еще, а у него квартира однокомнатная, он с женой, куда нам деваться-то? Мы на балкон, залезли в спальные мешки, хотя февраль, дубняк. Ну ничего, проспались, протрезвели. Утром он нас в Москву на своей «Волге» отвез. – Эх, Мухин, сделать бы тебя героем анекдотов, – вздохнул Кира. – Жалко, ты в революцию не жил. * * * Прошел месяц. Петя иногда встречался Катей, их друг к другу явно тянуло, вместе им было хорошо. Он не торопился в нее влюбляться, но их общение вошло у него в привычку и даже в потребность. Петя ей рассказывал свои новости, Катя все больше молчала, но ему казалось, что она его понимает. У нее явно была какая-то своя история, часть жизни, которую он не знал и куда она не хотела его пока пускать. С текущими задачами «полосатики» справлялись, но новый проект никак не шел. Концы с концами не сходились. Пете герои-революционеры уже снились, дошло до того, что в троллейбусе ему стало интересней не читать «Советский спорт», а без конца разгадывать неподдающуюся головоломку, которая напоминала петлю Мёбиуса. Выигрывая в одном, неизбежно терялось в другом. Чем больше они думали, тем дальше их относило от цели. Да еще и текучка никак не давала погрузиться на глубину. Давно исчезла легкость, ушел кураж, в конце концов их ежедневные совместные искания превратились в муку. Было ясно, что они зашли в тупик, выхода нет и не планируется. Нужно было найти мужество, пойти к Филиппычу и честно ему в этом признаться. * * * В конце концов он их вызвал сам. Сдаваться было страшно. – Мы пока в работе, – честно сказал Антон. – Когда будете готовы? Антон бросил взгляд на товарищей: – Нужен еще месяц. Филиппыч покачал головой и посмотрел на них с сомнением: – Ну что, будете яйца нести или пора под нож? – Мы бы выбрали яйца, – сказал Кира, помолчав. – Ну так несите. – Голос Филиппыча вдруг изменился, стал тихим и ровным. – Вы что, с пустыми руками ко мне пришли? Непонятно, что произошло, но коленки стали ватными. – Нам нужно кое-что доделать, – неожиданно сказал Антон. – Почти все готово. Просто не хотелось показывать полуфабрикат. – Детский сад, – вздохнул Филиппыч. – Доделаете к понедельнику. Жду вас в двенадцать. Иначе пойдете к Николаю Николаевичу. * * * Белка достала пригласительные на выставку художников-модернистов, куда ломилась вся Москва. В газетах про нее не писали, поэтому ломились с удвоенной силой. |