Онлайн книга «Браво Берте»
|
– Заткнись, сука, – дернулся в ее сторону Кирилл. Катя удержала его: – Не надо, пойдем. Они ушли. Резко развернувшись к окну, Любовь Филипповна заплакала. «Фу ты… откуда эти дурные слезы?» Она зло растирала их кулаком. Но ее слезоточивые каналы словно прорвало, слезы катились, катились, падая на подоконник, сливаясь в озеро жгучей тоски и скорби. «Что ж ты с собой натворил, Ермолаич, зачем?! На кого ты покинул нас?» – Что у них за беготня, ментов понаехало? – спросил Сергей, когда с теми же цветами, но без Берты, они вернулись к машине. – Бред какой-то, – пожала плечами растерянная Катя. – Директор, сказали, застрелился. Три дня искали, вчера тело в лесу обнаружили, сотрудников опрашивают. – Круто. А ваша куколка где? – Старшая медсестра сказала, в среду забрали в психбольницу. Получается, теперь спросить не с кого. – Упекли в психушку? – Сергей присвистнул. – Не удивляюсь, старушенция, помнится, с характером. Думаю, копец ей, как этому директору. – Не каркай, – попросила Катя. – Она нормальнее нас всех. – Каркай не каркай, исход предрешен. Адрес срисовали? – Да. У старшей медсестры за деньги. Село Каменское по Киевскому шоссе. Вынув из бардачка и включив устройство GPS, Сергей нашел означенный пункт: – Вообще-то далековато. Ладно, давайте довезу, все равно день пропал. Они сели в машину, Сергей рванул по газам. – Учтите, – увещевал он их по дороге, – там кругом замки, посетителей шмонают, фиг прорвешься. Отцовский приятель однажды загремел в подобную больничку с «белочкой», отец пару раз его навещал, крутые страсти потом рассказывал. Что делать собираетесь? – По ходу пьесы решим, глядишь, российский бардак поспособствует… и врачебная страсть к деньгам, – ответил Кирилл. «Я сегодня первый день из отпуска, – средних лет сотрудница вела загорелым пальцем по графам журнала, – как говорите, Ульрих? Вот, нашла. Палата двенадцать. А ваши пропуска где?» – «Мы через проходную внизу, по-вашему, как прошли?» – с этими словами Кирилл увлек Катю вперед по коридору. Они ворвались в палату 12, где не было Берты. Одна из кроватей зияла голым бесстыдством двух старых ватных матрасов. Верхний – бугристый и тощий, в коричнево-желтых разводах и темно-бурых пятнах, – пялился на них с откровением живого существа, демонстрируя изнанку многих нечеловеческих страданий. Первым из оцепенения вышел Кирилл. – Пойдем, – сказал он, – попытаем эскулапов, куда они ее сплавили. – Подожди. Заметив что-то, Катя подошла к кровати, наклонилась, потянула за торчащий между матрасами крохотный уголок. Это оказалась черно-белая, в изломах и трещинах, фотография, с которой улыбались, стоя в обнимку на фоне моря, озаренные счастьем мужчина и женщина – молодые и редкостно красивые. На обороте было написано: «Привет, мы будем счастливы теперь и навсегда…» Катя вмиг узнала Бертин почерк и строку из любимого «Романса» группы «Сплин». Подняв на Кирилла рыжие в крапинку глаза, где дрожали собравшиеся завесы слез, она прошептала: – Это он. – Кто? – не понял Кирилл. – Ее Георгий… она так и не успела… ее, наверное, больше нет, Кирилл, понимаешь, нет! – сорвалась она на тихий крик. – Да подожди ты. – Он обхватил ладонями Катину голову, прижал к себе. – Может, еще не поздно. Тут раздался душераздирающий хохот. Хохотала молодая, обритая наголо толстуха, сидящая на кровати у окна: «Не поздно, не поздно, не поздно, классное слово!» – Скрипя панцирной сеткой, все сильнее раскачивалась она, тыкая пальцем в пустую кровать. Они спешили, почти бежали по коридору, читая на ходу дверные таблички. – Вот. Дежурный врач. – Кирилл торопливо постучал. Из-за двери выглянул парень в зеленом халате и колпаке: – Вам кого? – Ульрих Берта Генриховна из двенадцатой палаты, где она? – Айн момент. – Дверь прикрылась. Донесся приглушенный диалог: – Сан Саныч, там молодняк какой-то просочился, Ульрих спрашивают. – У нас проходной двор, что ли, как в прошлую субботу? – Звонок внизу починить не успели. – Валера там на что? Гнать его к черту, вечно линяет за сигаретами, когда не надо. Ульрих под утро ласты склеила, ночная смена доложила. Петрович постарался, любитель суровых мер. Ты в среду дежурил, сколько ей лет, помнишь? – Много. – Ну вот. Что там насчет родственников? – Родственников нет. Что ответить-то им? – Гони их помягче как-нибудь, без эксцессов. Медбрат вышел в коридор: – Вы вот что, ребят… – Подожди, – оборвал его Кирилл. – Иди на улицу, – велел он Кате, – я сам тут разберусь. – Нет, Кирилл… – Иди, я сказал, – повторил Кирилл. Когда за Катей хлопнула дверь отделения, Кирилл приблизился к медбрату вплотную: – Так что с ней случилось? – Ничего особенного, – медбрат дергался, как на шарнирах, – обширный инсульт, по старинке говоря, апоплексический удар. – С чего так? У нее со здоровьем было все в порядке. Может, скажешь правду? – Я и говорю правду, какие сомнения? Кирилл схватил дерганого за грудки, тряхнул как следует, вжал в стену: – Вы скоты. Тот, выпучив глаза, вцепился в руку Кирилла: – Ты что, парень, я здесь при чем? Меня не было двое суток, сегодня утром на смену заступил. Кирилл достал из заднего джинсового кармана пятитысячную купюру, сунул под нос дерганому: – Двадцать второго в среду ты дежурил? Давай правду. Медбрат впился взглядом в новенькую желто-оранжевую бумажку: – Думаешь, тебе от правды полегчает? – Мне не надо, чтоб полегчало. В коридоре тем временем сбилась стайка больных, они дружно и жалко улыбались, участливо кивая в сторону Кирилла головами. – А ну марш по палатам, щас всем вкачу! – заорал на них медбрат. Больные бросились врассыпную. – Ладно, – покосившись на дверь кабинета, медбрат спрятал купюру в рукав халата, – фейерверк при поступлении устроила, завотделением у нас нервный, шума не любит. Мог организовать в четверг – пятницу передоз с электрошоком, результат – кровоизлияние в мозг. Больница переполнена, дефицит койко-мест, негласная разнарядка насчет одиноких стариков. – Петрович? – Кирилл отпустил его халат. – Он. – Медбрат пригладил лацканы. – Мы что, люди маленькие. Но его сегодня нет, он выходной. Потом, все равно ничего не докажешь, даже не рыпайся. Еще есть вопросы? |