Онлайн книга «Обреченный рыцарь»
|
Вот хотя бы эти превосходные овощи. Сочный латук, доставленный прямо из Египта. Краснобокие томаты, привезенные из‑за Океана. Крепенькие пупырчатые огурцы (ну, эти «земляки», выращенные в какой‑нибудь из сераписских латифундий). А фрукты? Наливные яблоки, медовые груши, кисло‑острый ананас… Тут бы Горация с Вергилием надо, чтобы описать изобилие даров Цереры. На худой конец Стира Максимуса. Правда, тот больше по части политической сатиры мастер. А с чего бы? Неужели ему так плохо живется в благословенной Римской Империи? Вроде и дом полная чаша, и жена красавица, и вес в обществе имеет. Чего еще для счастья надобно? А вот же… Сколько раз уже приглашал его Эомай на беседу. И не как наместник провинции, а по‑родственному. Просил быть осторожнее в высказываниях. Ведь столько «доброхотов» вокруг. Так и норовят насолить новой власти, отобравшей хлебные места у прежних отцов города. Тут надо бы вести себя скромно, с оглядкой, пока не упрочится их положение. Стир кивал, соглашался, но, только ступал за порог наместничьего дома, тотчас же забывал все клятвы и обещания. Что с него взять? Одно слово – поэт. Но что это с утра о грустном? Не лучше ль заняться вот этой обливающейся каплями золотистого жира перепелкой, фаршированной трюфелями? Или аппетитными аллеманскими колбасками, обжаренными в луково‑томатном соусе? Что‑то аппетит пропал. Вот так всегда. Стоит лишь подумать о печальном, и он куда‑то улетучивается. А ведь раньше такого не было. Наоборот, едва видела перед собой накрытый стол, так сразу и приходила в доброе расположение духа. Правду говорят умные люди, что от высокого положения хорошему человеку одни слезы да неприятности. Лучше бы Эомай тогда отказался от должности. Знал же, сколько хлопот принесет наместничество в Сераписе. Но попробуй отговорись, когда насели со всех сторон. И старенький август Птолемей, и императрица Клеопатра, и главный советник Потифар. Даже сам цезарь Кар лично просил ее супруга помочь восстановить порядок в Империи. Кар… Златокудрый, голубоглазый мальчуган, волею судьбы ставший наследником огромной державы. Как он там? Совсем забыл свою подружку. Не пишет. Только передает неизменные поклоны в официальной переписке с Эомаем. Обиделся, что не его выбрала? Так ведь сердцу не прикажешь. Да и не пара они друг дружке. Он ведь природный государь, потомок царей Тартесса, ведущих свой род от атлантов. А она… Ни рода своего не знает, ни племени. Всего‑то и родственников, что сестра‑близняшка. Пытались они с Лаской разузнать что‑либо о своих родителях, да так у них ничего и не вышло. Зато Кезия хорошо все ведает о родословной своей бывшей послушницы. Пригрелась у своего братца в Болонье и рассылает по всей провинции хулительные хартии против «впавшей в блуд и ересь дочери сатаны». И ведь прямо по имени не называет ни ее, ни Эомая. Боится, что плюнет наместник на иммунитет, предоставленный кляузнице Святым островом, и таки доставит ее на суд скорый и справедливый. «Блуд и ересь!» Уж кто бы говорил! Забыла «матушка‑настоятельница» как сама во святых стенах обители предавалась скверне, кувыркаясь, прости Господи, в своей келье со встречным и поперечным, а наипаче же с главным заговорщиком Газдрубалом (упокой, Создатель, его грешную душу). Ох, надобно хоть кофею испить с пирожным. Чудодейственное зелье из Аунако хорошо способствует исцелению души от тоски и уныния. Хм, а где же выпечка? Ну!.. Просто слов нет! Нигде за ним не поспеешь. Уж кто не меняется со временем, так это некое пушистое и ушастое существо, обладающее поистине неутолимым аппетитом. «Ви‑и». Еще обижается. Будто неправду молвила. «Ку‑ви‑и» – «А тебе завидно?» – привычно «перевела» она. Кусик, он и в доме наместника провинции кусик. Только раздобрел изрядно на патрицианских харчах. Еле передвигается. Не мешало бы кое‑кому и на пост сесть. «Ви‑и‑и кви!» – «На себя, сестрица, посмотри!» Ладно, ладно. Правда твоя. Оно хоть и нет аппетита, а как‑то само собой естся. А еще эти постоянные приемы. Гости, угощение… Где тут за фигурой уследить. Ну, прибавила пару фунтов… «Ви?» – «Сколько, сколько?» Еще и дразнится, нахлебник! О, с чего бы это Ваал так встрепенулся? Подобное с ним случается, если… Ну да, так и есть! Сестрица припожаловала. Дверь с шумом отворилась, пропуская легионера, стоявшего у дверей на карауле (дурацкий обычай, отменить который, как ни уговаривала она мужа, не удавалось). Бедолага влетел в покои задом вперед, полусогнутый и при этом держась руками за живот. Шлепнувшись на пятую точку, воин забормотал извинения и тут же на четвереньках подался на выход. По пути он уперся лбом в женские ноги, одетые в кожаные скифские штаны, испуганно чертыхнулся и поспешил обогнуть препятствие, при этом получив ощутимый пинок в мягкое место. – Ласка! – попробовала мягко пожурить неукротимую амазонку Орланда, но нарвалась на свирепый взгляд сестры и закрыла рот. Ну не любила воительница «домашних вояк», как она презрительно именовала почетную дворцовую стражу. Орландина была не одна. Рядом с нею, испуганно посматривая по сторонам, жался какой‑то подросток, с головы до пят закутанный в парадное облачение авгура (недавно Стир был пожалован этим званием и одеяние наверняка позаимствовали из гардероба поэта). – Что за маскарад? – недовольно нахмурилась супруга наместника, которой по положению требовалось следить за соблюдением ритуалов, в том числе и пресекать любое надругательство над государственными культами. – Познакомься! – как ни в чем не бывало молвила Льдинка, при этом отвешивая своему спутнику легонький подзатыльник. Тот от неожиданности шагнул вперед и отпустил край тоги. Капюшон, до самого носа прикрывавший лицо парня, соскочил, открыв взору пораженной Орланды рыжую шевелюру, из которой озорно торчали… маленькие козьи рожки, круглые юношеские щеки, нос‑картошку и изумрудно‑зеленые глаза, испуганно всматривающиеся в хозяйку дома. – Да ведь это же!.. – Рука экс‑монашки непроизвольно сотворила крестное знамение. – Это Бубликус! – торжественно представила гостя амазонка, устремляясь к накрытому столу. – Бублик! – проблеял малыш, шаркнув ножкой и мило покраснев. – Сатир!! – взвизгнула Ланда. – Вообще‑то мы лесные князья, – насупил рыжие бровки «чужачек». Гордый титул невольно напомнил девушке об одном хорошем знакомом, в компании которого им с сестрой пришлось пережить немало приключений. |