Онлайн книга «Обреченный рыцарь»
|
Пена медленно сползала вниз по ее нежной белой груди. Хмельной напиток сделал свое дело – девушки постепенно расслаблялись. Стукнувшись кружками, выпили за здоровье и успехи присутствующих. Потом разговор как‑то сам собой перешел на политику. Не совсем привычное для женщин дело, однако ж следует принять во внимание, кем была одна из собеседниц. – Вот послушай, – ухмыляясь, излагала принцесса Светлана, уже явно захмелев. – Лежит наш Ифигениус при смерти… – Как?! – вскинулась Орландина. – Епископ умирает?! – Если бы так! – осклабилась совсем уж похабно наследница престола. – Это батюшкин шут намедни рассказывал, Вострец. Так вот, умирает епископ Ифигениус… Ну, в дверях уже черти с вилами его поджидают, от нетерпения с ноги на ногу переминаются да копытами стучат… А возле кровати умирающего собрались именитые граждане Киева – всякие там бояре, воеводы, купцы, придворные и прочие прихлебатели да приживалы… и тихо переговариваются: «Какой это был чудесный человек!» «А какой мудрый!» «А какой справедливый!» «А какой щедрый!» «А какой был государственный ум!» «А какая добрая и чуткая душа!» На секунду умирающий открыл глаза и пробормотал: «А скромный?! Прошу вас не забывать о моей исключительной скромности!» Вот вечно папенька окружает себя такими обалдуями, а после виноватых ищет! – заключила принцесса и заметно погрустнела. – Не любишь Ифигениуса? – осторожно поинтересовалась амазонка. – Как тебе сказать? Ведь он наставник мой в вере. Выросла у него на руках. Но как пожаловали его епископским саном, точно подменили. Все прожекты, прожекты. Прославить свое имя в веках хочет. А ведь это гордыня, смертный грех. И батюшка мой, прости Господи, с ним дела ведя, поглупел. Вот недавно вообще невесть что удумал – математику учить стал, да дело строительное. – Хлебнула пивка. Но было видно, что хмельное уже не в прок. – Представляешь, Динка, прихожу я к нему как‑то утром – отпроситься на охоту с Гав… Короче, со свитой, – махнула она рукой. – Теперь же я из города без дозволения даже на версту отъехать не могу. Мы ж на войне, сама знаешь. Так вот, а он сидит и пергамент портит, ажио язык высунул. А главное – добро бы что полезное для государства – доходы там считать или крепости строить. Нет, эти, каких… – напряглась княжна, – объемы высчитывает. Цистерн, чанов, бочонков, комнат. Пару же седмиц назад вообще невесть что учинил – врача своего греческого, из самых Афин Ифигениусом выписанного, опыты заставил делать. Мышей в стеклянный кувшин сажать удумал, пробкой забивает да и смотрит, когда тварь безвинная задыхаться начнет. Уже и разговоры пошли недобрые по городу. Вот, мол, выдумывает князь‑батюшка казнь новую для еретиков – в бочку стеклянную их на площади будут сажать да закупоривать, чтобы задохнулись на глазах народа честного… Никак Кукиш его на это самое подбил. Он ведь почти всех наших людей ученых, а их и так кот наплакал, извел. Чуть что – наука бесовская и чары безбожные! А сам‑то… Все что‑то чертит и придумывает в своем тереме, куда просто так не попадешь… А еще эти разговоры про свадьбу… – Ты замуж собралась? – подивилась амазонка. – Нет, – пояснила принцесса. – Это родитель мой собирается замуж меня выдавать. А Ифигениус и рад стараться. Турнир решил устроить, на котором лучшие женихи из окрестных государств за руку мою и полгосударства нашего состязаться станут. Кстати, должон состояться уже на той седмице. Уже и первые участники съезжаться начали. Кукиш же и своего претендента приискал – Хамлета, принца данского. Даже странно, однако, что не какого‑либо грека. – Да ну? – изумилась Орландина. Про принца этого слухи ходили самые разные, в основном недобрые. А еще он был хороший приятель Артория, что само по себе уже о многом говорило. – И батюшка тоже стал говорить, мол, чем тебе не жених, а мне не зять? Умен, красив говорят, ростом велик, кудрями рус, лицом бел… Тьфу! – не выдержала Светлана. – Я тут ему и выдала. Дескать, человек, который мать родную в могилу свел, дядю убил прямо в тронном зале, лучшего друга прикончил, а сестру его соблазнил, она и утопилась, бедняжка, а двух других друзей к Арторию отправил, чтоб там им головы срубили, может, вам, батюшка, и хороший зять, но мне уж точно не жених! Да еще пьяница и сумасшедший! Когда ярлы на тинг собрались его судить, да стали спрашивать, зачем он такое непотребство в Данском королевстве учинил, он и заявляет им: явился‑де ко мне призрак отца моего с плачем да слезами, да про злодейство, что над ним дядя мой учинил, поведал и просил отмстить. Призрак! – зло бросила она. – Ничего, даст бог, разберутся, что это за призрак и где он бродит! Батюшка было в крик, да я тоже не лыком шита. Сказала: воля ваша, отец мой и государь, только пойду я за того, кто руку мою по обычаю в состязании честном добудет! Так что волюшке моей девичьей пока что еще не угрожает ничего. Чтобы отвлечь подругу от грустных дум, Орландина спросила: – А какие новости из стран зарубежных приходят к вам? – Слава… Иисусу, ничего нового не слыхивала, все мирно‑тихо. Птолемей вот ваш сильно хворает, сказывают, не жилец будто бы. А так никто не воюет и не собирается. И слава Всевышнему, говорю, потому как только войны с соседями нам для полного счастья и не хватало. Своя‑то уже почитай с год идет. Правда… – она нахмурилась, – в Саклабии вроде царь Артаферн чего‑то затевает. Из северных единорогов мохнатых кавалерию создать задумал. В полуночных краях у дикарей‑самоедов их скупает. Но только то дело нескорое, да выйдет ли чего? Амазонка подумала, что тревожиться из‑за таких вестей особых причин нет. Не раз в Империи пробовали приспособить к военному носорогов. Правда, не рыжих северных, а голокожих африканских, и ничего доброго не выходило. Создания эти мало что глупые и полуслепые, так еще, придя в ярость, не слушаются команд и скорее потопчут своих, чем врагов. Тут в дверь постучали, и прислужница, застыв в поклоне, доложилась: – Пресветлая княжна, не извольте гневаться, но тут стряслась беда… И хоть в голосе ее была тревога, но испуг на лице был явно деланым. – Что у вас такое?! – рявкнула Светлана. – Офигениус очередную епитимью на вас, охальницы, наложил – год с мужиками не спать?! – Владыка… пропал! – то ли всхлипнула, то ли хихикнула девка. Княжна нахмурилась. – Как пропал? – Сгинул!! И не ходил никуда, и не выезжал, а нет его нигде… С утра уже его никто не видел. Утром Лют пришел доклад делать, ан преосвященного и нет… И пятна кровавые на полу… Князь‑батюшка велел закрыть все городские ворота и розыск учинить. Орландина инстинктивно потянулась к оружию, не сразу вспомнив, что голая. Принцесса медленно повернулась к ней. |