
Онлайн книга «Биоген»
– Ну и что? – строит собеседник изумленную гримасу. – Законы тоже, как трусы, – пока не поносишь, не поймешь – жмут они или ничего… – Что – ничего? – Пока ничего из того, что узаконили те, кто сочинял поправки, не подходит для тех, кому они были посвящены, – умничает Богомол. – Почему? – Во-первых, это не стихи. А во-вторых, тут очень важна форма ягодиц общественного сознания на местном уровне тела. А там, в столице, этого не учитывают. – Хорошо, пусть и так. Но скажи мне, что, по-твоему, вредней – каждый день носить акриловые трусы или каждый день есть сладкие пирожные? – морочит треугольную голову Андрей. – А зачем каждый день есть сладкие пирожные? – А зачем каждый день носить акриловые трусы? – Кремовые? – Почему кремовые? Черные, с кружевами. – Черных с кружевами пирожных не бывает. А вот от кремовых – каждый день – заработаешь диабет. – А диабет, как известно, вреднее кружев! – добивается желаемого результата Андрей. – Это с какой стороны посмотреть, – огорошивает победителя Фальцет. – Кружева вещь тоже опасная. У меня один товарищ закружился с женой мента, а тот оказался начальником отдела по наркоконтролю. Он только на одних «отпускных» [333] трехэтажный дом себе отбабахал! У него этого подконтрольного «дела» было видимо-невидимо – пруд пруди! Вот он и подкинул упаковочку любовнику… – Ты мне про что сейчас рассказываешь? – Про кружева. – Про кружева в моей голове от твоих примеров? – злится Андрей. – Нет. Про кружева законов в трусах моей жены. – И что эти кружева могут сделать? – Запалить меня перед шефом, – вздыхает делегат. – Это как? – Обычно. Она же человек. – Кто? – Жена. – Допустим. И что с того? – Как что? Выпьет она, предположим, на корпоративе нашего советского шампанского и пойдет в наш советский sortir помочиться, – произносит с французским прононсом иностранное слово Фальцет, – а там – Он! – Кто – он? – Ну этот… который ищет, кого бы замочить. – И? – И! А тут она… – Жена? – Конечно! В запрещенных синтетических алых трусиках, обрамленных кружевами законов, и лифчике типа «брасьер», меняющем свой цвет в момент овуляции стратегии шефа на территории соседних кабинок… [334] – Да… – вздыхает, понурив голову, Андрей… – Да… – подтверждает контрагент. – А знаете, в чем заключается главная ошибка наших депутатов? – решаю я абсорбировать отрицательный эффект беседы. – В чем? – интересуется царь. – В том, что они принимают законы, а им нужно принимать лекарства. – Та же бодяга была и у моих бояр! – смеется, вспомнив молодость, Грозный и наливает сто грамм. Оздоровительная пауза, продиктованная новым приемом лечебного средства, длится не долго. Больные быстро получают приход, и подруга Богомола – шикарная особа с достойными подиума конечностями, – выступив вперед, смеряет присутствующих блеском зеленоватых глаз. Цокнув каблучком о бутовую поверхность прихожей, она задает бархатным голосом пикантный вопрос, поправляя лапкой на груди полупрозрачную блузку: – А ходят ли наши мужчины по утрам в душ? – Ходят! – отвечает за всех Фальцет, ратуя всей душой за гигиену всех тел. – А что они делают, выходя из душа? – Надевают трусы и идут завтракать, – раздается смех на зарождающуюся контроверзу. – А куда они отправляются, закончив трапезу? – В зависимости от интенсивности эмоций главы государства – на работу или на фронт. – И как на это реагируют их жены? – Сквозь струи дождя и речи вождя смотрят мужьям вслед, – не уступает голубоглазый оппонент. – И что они там видят? – Как по улицам идут трусы. – А как давно это длится? – Давным-давно, давным-давно, давныыым-давно! – запевает песню из кинофильма «Гусарская баллада» Борода. – А что нужно сделать, чтобы страна избавилась от трусов? – обрывает песню секс-дива. – Отказаться от душа?.. – сомневаются собеседники. – Страна без души?.. – гримасничает слабый пол. – Голубые ели?.. – ерничает Мульт [335] . – Размышлятельная пауза! – объявляет Богомол. И, словно путники, пережившие засуху Сахары, делегаты плещутся в водоемах рюмок и океане графина так старательно, что океан колышется, перетекая из горлышка ко дну и обратно со скоростью одной стопки в интервал. Стопки мелькают перед моими глазами искрами хрусталя и, орошая металлокерамику поредевших десен, открывают внутренности бездонных глоток товарищей над трофейным столом бабули… – Кстати о столе! – создаю я лирическое отступление вдаль. – Бабушка привезла его из Берлина в сорок шестом году. Тогда и рядовые, и маршалы промышляли пиратством в столице Германии [336] . Освободители заселялись в квартиры освобожденных и, если представлялась такая оказия, высылали на родину заморский скарб скопом… – И ассимилировали немок [337] , – пополняет сказание о столе непонятно откуда взявшийся делегат бундестага. |