Книга Я, президент и чемпион мира, страница 64 – Лали Морошкина

— В чем-то ты права, — сказал мне печальный Дима. Мы хотели найти правильное решение, но обстоятельства оказались сильнее нас, намерения Димы даже близко не подходили к глобальной политике. Мы ни о чем не смогли договориться. Я поехала в сторону Гори.

Лил сильный дождь. Погода подкачала. В Тбилиси в восемь часов у меня была назначена еще одна встреча. В Гори пришлось задержаться, так как я неожиданно столкнулась со старшими друзьями Георгия Канделаки. Эта встреча напомнила прошлое и испортила мне настроение. Я давно все отправила в «архив» памяти и даже не хотела вспоминать.

— Знаешь же, так просто мы тебя не отпустим. — Нодар Эквтимишвили был другом, практически вырастившим Георгия, а Шота Чочишвили — первый грузин — чемпион Олимпийских игр.

— Немного поговорим, а потом поедешь, заодно поешь что-нибудь, ты, наверное, голодна.

Несмотря на нехватку времени, я не смогла отказать старшим.

— Как Рамаз, батоно Шота? — спросила я Чочишвили.

— Не знаю, то так, а то эдак, что-то не ладится у него…

— Детка, ты и Канделаки расстались окончательно? — спросил меня Нодар.

— Да, Нодар, пора подумать и о себе, начать новую жизнь, встать на ноги. И так я потеряла много времени. Это не было моей жизнью…

— Дело твое. Но почему именно сейчас, когда проблем уже меньше? Сколько чего вы перенесли вместе! Думаешь, я не помню, как ты продавала свои драгоценности. Да… А Георгий какое огромное здание воздвиг, работает нижний ресторан?

— Не знаю, господин Шота, — ответила я и вспомнила, сколько строительной пыли глотала на протяжении этих лет.

Манана звонила через каждые пять минут, будто сердцем чувствовала неладное.

— Мам, я выезжаю, — доложилась я ей.

— Не нервничайте, Мананочка. Она уже едет, — взял мой мобильник Чочишвили.

«Джвари» (крест. — Л.М.), — затеплилось у меня на сердце, когда у поворота со стороны Мцхеты показался монастырь. Больше я ничего не помню.

Это случилось так: у последнего поворота из Мцхеты по направлению к Тбилиси есть большая яма, которая опасна только во время дождя. У меня был спортивный «Мерседес», и с силой ворвавшаяся струя воды заставила «подумать» компьютер автомобиля, что это удар. За затылком сразу же раскрылась защитная подушка, но сильный толчок в ту же секунду отключил меня. Машина пролетела восемь метров по спуску.

На мое счастье, в это время одна мцхетская семья смотрела сериал, и поднявшийся ветер развернул их антенну.

— Лало, сейчас поправлю, — успокоил супругу заботливый муж.

— Не надо, Петре, генацвале, потерплю до завтра, — нежно запретила жена, — в такую погоду хороший хозяин собаку из дому не выгонит, вай.

Петре не послушался и, поднявшись на крышу, заметил огни фар упавшей в овраг машины, и сразу же, мобилизовав всю семью, принял меры: одного ребенка поставил на трассу, а вместе со вторым спустился в овраг.

Место, куда я упала, было территорией бывшей российской военной базы, соответственно, нельзя было исключить вероятность взрыва пластиковой бомбы. Патруль и саперы работали вместе. В тот день и Петре, и патруль, и саперы совершили чудо, — дабы спасти жизнь одного человека, они рисковали жизнями нескольких.

В реанимобиле, абсолютно отключенная, я повторяла телефонные номера троих людей: Кети, Марикуны и, конечно же, Георгия…

В реанимации я лежала без сознания. Именно в тот день, 17 октября, в вырытом нами и благоустроенном верийском подвале у Георгия проходил большой званый вечер…

Лужайка, журчание водопада, интересно, где я? Чтобы узнать это, мне надо было открыть глаза. Боже, какая боль!..

Журчание оказалось мочеиспусканием очередного пациента, а лужайка — клиникой Гудушаури. Мой «коллега» по несчастью азербайджанец канючил перед медсестрой:

— Не хочу, гюзель (по-азербайджански «красавица». — Л.М.), в палату, тут так хорошо! Иф!

— Хватит, вам больше нечего делать в реанимации, — ругалась медсестра.

Только тогда я узнала, что в Тбилиси в реанимации мужчины и женщины лежат вместе абсолютно раздетые. Мышление возвращалось ко мне по частям…

Мне требовалось сканирование. В барокамере прямо на мне лежали Марикуна и Кети и ревели.

— Не мешайте, — строго сказал врач и увел от меня девчонок. — Не дай Бог, что-нибудь упустим.

Повторное сканирование исключило внутреннее кровотечение. Пронесло… Зато у меня не осталось ни одного целого ребра и были повреждены нервные окончания. Меня перевели в палату всю изрубленную, как после войны в Афганистане.

Я невольно вспомнила свое детство, когда мой сосед дядя Миша после очередного падения с дерева или с крыши гаража говорил мне: «Ну, детка, кто тебя возьмет в жены с такими ободранными ногами?» Эх, дядя Миша, хоть бы это было моей самой большой проблемой…

Душа и тело, разорванные в клочья, обрели синхронность. Оба ныли.

Моя мама совершенно онемела от страха. Девчонки целовали мне руки и одновременно передавали новости обо мне Диме.

Горийцы не звонили…

А позднее за мной, вернувшейся домой на носилках, поочередно ухаживали Марикуна, Манана и Кети. Я лежала на матрасе на полу — из-за сильного сотрясения и травмы головы нельзя было даже шелохнуться. Ситуация дома смахивала на официальную панихиду.

«Я не успела застраховать новую машину. Отложенное дело — полная безнадега», — подсчитывала я в голове убытки.

Первым навестить меня прибежал Дато Кодуа.

— Не бойся ничего, ты ведь борец! — ободрял меня друг. — Мы с тобой. Скоро встанешь на ноги и будешь как новенькая!

Георгий появился только через неделю и, сделав вокруг меня «круг почета», вымолвил:

— Это тебя Бог наказал за то, что ушла от меня.

Тогда еще врачи не давали гарантию на мое полное излечение…

Часто я задумываюсь, как смогла перенести столько горя? Наверное, от отчаяния у человека открывается второе дыхание. Отец Георгий Звиададзе называет это процессом очищения. Мой жизненный путь проторен сквозь боль. Спасибо, Господи!