Онлайн книга «Гималайский зигзаг»
— Сначала заплатите за него! Эй, люди! Все сюда! Сюда-а-а! — Shuher! — тревожно бросил Бумба, оглядываясь на дверь. — Сматываемся! — Да что за шум, да боже ж мой? Разбирайтесь сами, а я не хочу ввязываться в ваши местные дела, клянусь здоровьем моей мамочки!.. сказал Миша, поворачиваясь к проводнику — Люди-и-и!!! — вновь подал голос индиец. — Я денег не брать. Ничего не знать! — пискнул старик и с завидной прытью покинул помещение. Не говоря ни слова, лавочник перемахнул через импровизированный прилавок и погнался за ним. Следом помчались все остальные, задержался лишь Перси, прихвативший с полки какой-то сверток. За дверью вся компания остановилась — кроме господина Барджатии, который бежал в сторону джунглей, резво размахивая клюкой. Его настигал лавочник, делавший гигантские прыжки. Гурфинкель и Покровский переглянулись и припустили следом. Миша, как наименее нагруженный, отставал тем не менее метров на пятнадцать. Почти вровень с ним шел неутомимый Покровский, а вот Перси потихоньку ковылял позади, запихивая украденный сверток под рубаху. — А-а-а-ай! Сильный пинок бросил старичка в грязь, и сверху на него тут же уселся лавочник. Миша и Покровский подбежали, но вмешиваться не решились. Постепенно место действия окружали жители. Толпа шумела в полсотни голосов, и Гурфинкель различал лишь некоторые фразы: — …смотрите, он поймал этого старого развратника!.. — …он еще живой? Что же, сейчас станет мертвый… — …ой, это старый Барджатия! Вот мерзавец, он еще осмеливается совать сюда свой кривой нос! Масла в огонь подлила какая-то необъятная женщина с ребенком на руках. Подбежав к поверженному старику, она сорвала с его головы чалму и принялась трепать бедолагу за редкие седые волосы, громко выкрикивая ругательства. Толпа еще более оживилась: — Это вдова Сушмита… бедная женщина… — Еще бы, забрать у вдовы последнее и сбежать среди ночи!.. — Такой старый, а все туда же! — Отнять бы у них деда. — Покровский вопросительно взглянул на Мишу. Тот думал недолго — в конце концов проводник у них был один-единственный, к тому же заступиться за старенького человека никак не грешно… Коснувшись плеча лавочника, плотно прижимавшего Барджатию к земле, он вкрадчиво заметил: — Многоуважаемый! А нельзя ли решить вопрос миром? — Можно! — тут же согласился тот. — Тысяча рупий! — Сколько?! — Тысяча! — И пусть вернет мои триста двадцать шесть рупий, что украл той ночью! — вмешалась вдова, размахивая орущим ребенком. Толпа согласно завопила. — Да чтоб я так жил! У нас нет таких денег, — вполне искренне возопил Миша. Вопил он в общем-то зря. По индийским меркам тысяча триста двадцать шесть рупий огромные деньги, но по европейским же — сущая мелочь. Но и с мелочью Миша Гурфинкель расставаться не собирался, слишком уж дорого обходились им в таком случае услуги проводника. — А раз нет, так и убирайтесь, откуда пришли, — заключил суровый лавочник. В подтверждение его слов из толпы вывернулся маленький мальчик, запустивший в никак не ожидавшего такого Бумбу куском засохшего коровьего навоза. Аборигены выглядели воинственно, и Миша отступил. Он полез в карман за деньгами, решив, что хочешь не хочешь, а расстаться с ними придется, тем более деньги все равно были не его, а мистера Юсупова. Но все планы внезапно нарушил Покровский. Оскорбленный в лучших чувствах, он ухватил за ухо зловредного мальчишку и принялся трепать, приговаривая: — Ах ты, чернозадый паршивец! Soplya zelyonaya! Я тебе покажу, как кидаться дерьмом! Этого лучше было не делать. Толпа тут же двинулась на нового врага, и даже лавочник вскочил с проводника, напрочь забыв и о нем, и о тысяче рупий. Старик поспешно поднялся, подхватил чалму и затрусил прочь. …Первый удар нанес невесть откуда взявшийся полицейский. Воинственно топорща усы, он взмахнул бамбуковой дубинкой (после этого Перси признал, что американские копы и британские «бобби» с их резиной — сущие гуманисты) и обрушил ее на плечо негра, первым подвернувшегося под руку. Мочалка с визгом отскочил, повернулся к обидчику, но тут же притих, испуганный его грозным видом. — Надо бы вам убраться отсюда, господа инглизы! — заявил полицейский, любовно похлопывая дубинкой по ладони. — И заберите этого… а где он, кстати? Но проводника и след простыл. — А как же долг? — возопил лавочник. — Вы должны отдать этому человеку деньги, — распорядился полицейский. Неприятности с законом Миша не любил и потому с готовностью отсчитал требуемую сумму. — А теперь заплатите штраф. — Полицейский зевнул. — Вы же не хотите провести ночь за решеткой? И он показал на покосившийся белый домик с облупившейся вывеской над входом. Очевидно, это и был местный Полицейский участок. — Сколько? — потерянно спросил 'Миша. — Сто рупий. И дайте-ка мне посмотреть ваши документы… — Ment poganiy! — негромко пробормотал Покровский. Спрятав полученную мзду, полицейский внимательно пролистал паспорта и, возвращая их, посоветовал: — Господин Гурфинкель, я вижу, вы старший в этой банде, потому говорю вам: нечего делать в нашей деревне. Поезжайте обратно в Сринагар, иначе я буду вынужден и в самом деле посадить вас за нарушение общественного порядка. Вот так, господа инглизы! Мой дедушка резал таких, как вы, под знаменами Субха Чандра Босса!.. Бумба, никогда не слыхавший о Субха Чандре Боссе, задумался, а затем выразительно поглядел сначала на разгорячившегося полицейского, а затем на Мишу. Но его приятель лишь покачал головой. Конечно, приятно вбить здешнего стража порядка по плечи в грязь, а что дальше? А если народ за колья возьмется? — Убирайтесь! — резюмировал полицейский. — Быстро! Эти слова были встречены всеобщим ликованием, и путники с обреченным видом побрели прочь. Когда они вошли под сень первых деревьев, из зелени высунулась сморщенная физиономия господина Сурхата Барджатии. — Иди сюда, старый хрен, — велел Миша. Проводник покорно выбрался из кустов и, стеная и кряхтя, присоединился к процессии. — Теперь моя понимай, в кого пулемета стреляла, — вздохнул Перси, растирая травмированное плечо. — Жалко не попала! * * * …Вспомнив эту печальную историю, Миша хотел было отвесить старикашке очередной подзатыльник (по его подсчету — уже пятый), но пожалел его и только велел: — В наказание, господин Барджатия, будете стеречь нас всю ночь. И не вздумайте уснуть! |