
Онлайн книга «Вот жизнь моя. Фейсбучный роман»
Культура лайт, написано на хоругвях нынешних менеджеров. Наверное, и она должна быть, но не она же одна. И не брюзжал бы я, видит Бог, если бы не чувствовал, как эта лайтизация ласково, но неумолимо вытесняет мое представление о культуре и мне подобных. Куда? Ну тех, кто построптивее, в резервации, конечно; унесем, мол, зажженные светы [658] . А остальных… Да на лавочки, на лавочки же – даром, что ли, расставили их по всей столице. Отдыхайте, мои дорогие, мои неуспешные, – и приветственным гимном встречайте тех, кто и вам наконец-то нашел достойное вас место. * * * Позвонила как-то одна литературная дама – поздравить меня с Днем защитника Отечества. – Спасибо, – говорю, – но я вообще-то не военнообязанный и никакого оружия, опаснее рогатки, сроду в руках не держал. – Это неважно, – отвечает. – Можно ведь Отечество защищать и духовно. – Да я, – бормочу, – по духовной части тоже как-то не очень. – А разве, – мне в ответ, – ваш журнал, как Брестская крепость, не защищает нас всех от варваров? И я умолк, потрясенный величественной фантазией моей симпатичной собеседницы. * * * – Здравствуйте, – еще один милый девичий голос в телефонной трубке. – Здравствуйте, – отвечаю. – Это из журнала «Русский пионер» [659] вас беспокоят. Хотим пригласить вас на наше… – Звучит название мероприятия и место его проведения. – Спасибо, – отвечаю. – Но вы ведь, надеюсь, приглашение еще и пришлете – по имейлу или там на бумаге. – Да, конечно, с курьером. Вам, наверное, удобнее в театр, как обычно? – Какой такой театр?! – Ну, в «Современник». Вы ведь Галина Борисовна Волчек? – Извините, – говорю. – Ой, это вы меня извините, – вежливо отвечают мне. В трубке длинные гудки. Отбой. Так что у этой сценки и название есть – «Не задавайся». * * * Есть люди умные. Есть дураки. А также есть непримиримые, принципиальные и бескомпромиссные [660] . Иметь с ними дело – Господь не приведи. Уж лучше с дураками. * * * Ноябрь 2013 года. Университет дружбы народов. Российское литературное собрание, затеянное Владимиром Ильичем Толстым. Оглядываю писательскую толпу: «Нас – тьмы, и тьмы, и тьмы. Попробуйте сразиться с нами!» Встретились люди, которые, случается, двадцать лет до этого не здоровались друг с другом. Обнимаются, обмениваются книжками (а на то и писатель, что своя книжка у него всегда при себе). И тут же – я ведь сказал: на то и писатели – лезут в спор. Вполне, кстати, цивилизованный. Без привычного мордобоя. Было впечатление, что все настроены очень благожелательно – даже по отношению к власти. Но это в кулуарах. А вот когда собрались в зале, и Путин приехал, и речи пошли, возникло, мне показалось, напряжение: нами опять вроде бы пробуют командовать. И я вспомнил фразу из не пошедшей в «Знамени» статьи: «Писателями управлять – все равно что кошек пасти». * * * Чувствую себя что-то неважно, настроение подавленное… «Что же удивительного, – говорит мне приятель, – если не исключено, что год литературы окажется последним для того дела, на какое ты жизнь потратил». «Да нет, – возражает другой добрый мой товарищ, – мало ли чем нас пугали, вот Великий пост пройдет, даст Бог, и на этот раз переможемся». «Будет вам сокрушаться, – вступает третий. – Ничего, на самом деле, личного нет, ничего возвышенного. Всего-навсего заурядный весенний авитаминоз, да к тому же магнитные бури никто не отменял». И слушаю я это своих друзей-умников, а сердцу неймется. Откуда бы, право, такая хандра?.. Да не хандра это, сам себя поправляю, а тоска. Русская тоска. Слово, говорят, не переводимое ни на какие иностранные языки – как «спутник», «погром» и «перестройка». И так, боюсь, знакомое, так без перевода понятное всем, кого угораздило здесь родиться… * * * Уже не всё успею. И не впрыгну уже в поезд, набирающий скорость. И – для первой же юбки – не порву повода. И былой уверенности в себе не обрету. Не жаль. И только одно теперь вызывает у меня досаду: что не жаль. P.S. Не пугайтесь. Это стихотворение. Наверное, в прозе. Но не исключено, что и верлибр. Лирический. * * * И тоже к вопросу о русской тоске. Конец уже 2014-го. Очередное многошумное писательское сборище, и я, заскучав, выхожу покурить. А на ступеньках сталкиваюсь с давним своим товарищем – поэтом, и, разумеется, прекрасным. Глянул он на меня острым глазком и спрашивает, будто пароль, заговорщицким голосом: «Путин – х…о?» Я только посмотрел на него поверх очков. Но товарищ мой не унимается: «Ты ватник [661] , что ли?» И снова я на него посмотрел, чтобы нарваться на вопрос следующий и уже, спасибо, последний: «Нет, ты мне все-таки скажи – ты за Россию или за Украину?» Что я ответил, неважно. А теперь думаю, мог ли бы другой, но тоже, разумеется, прекрасный поэт меня вот также вот проверить вопросом: «Крымнаш?» Наверное, мог бы. Но… так меня пока что еще не проверяли. * * * Если что меня и изумляет в согражданах, то это укоренившаяся манера всех, кто исповедует иную, чем наша, веру, считать непременно либо недоумками, либо подонками. Чуть шаг, чуть два в сторону от того, что мы полагаем истинным / нравственным, как мы сразу же подозреваем нечистоту помыслов, рабью натуру, умственную слепоту или прямую своекорыстность. |