Онлайн книга «Падение небес»
— Уж такие. Хозяйка его бить не позволяет. Сама бьет, а другим не позволяет. В зале она, Картина. Обычно за стойкой торчит, сразу увидите, красная така из себя. Дверь вела прямо в зал. Альбинос с Разиным прошли между столов, в зале было человек двадцать — сидели по двое, по трое, ели, пили, провожали вошедших ленивыми взглядами. Музыканты наигрывали что-то заунывное. — Спокойно здесь, тихо, — заметил Альб. — Я думал, если при дверях такая собачка, в зале тоже что-то веселенькое. — И хозяйка веселая, — Разин кивнул на стойку. Альбинос посмотрел и мысленно согласился — тетка за стойкой была примечательная. Высокая, полная, в ярко-красном платье, ее фигура сразу привлекала внимание. И лицо тоже. Лицо Картины было почти целиком скрыто гладко начесанными прядями, узкий просвет между локонов пересекали отчетливо заметные рубцы. Разин подошел к стойке, бухнул прикладом о пол, обхватив ручищами пулеметный ствол. Хозяйка едва глянула на него и уставилась на Альбиноса. — Красавчик, — промурлыкала она. — Надолго к нам? Разин придвинулся ближе, тихо сказал: — Блажен брату Крипте привет передает. Он в Киеве шапку потерял, просит поискать. Хозяйка тут же погрустнела. — Редко такие славные бродяги к нам заглядывают, а если и появятся, так непременно по делу… Крипте все в точности передам. Желаете комнату снять? — Она положила на стойку ключ. — Что еще? Дурь, девочки? Или выпивку подать? Пиво у меня знатное. Женщина облизнула кончиком языка изуродованные губы и улыбнулась Альбиносу: — У меня все знатное, лучше во всем Киеве не сыщете. Разин сгреб со стойки ключ, молча повернулся и потопал к лестнице. — На втором этаже комната, окна во двор, — промурлыкала Картина, она обращалась к Альбу, который замешкался, поправляя лямки походных сумок на плечах. — Номер на ключе выбит, и на двери такой же. — Разберусь, — отозвался на ходу Разин. — Музыкант, не спи! Давай за мной. — Музыкант, значит. — Картина склонила голову набок, разглядывая Альбиноса. — Придешь ко мне, сыграешь на ночь? Альбиноса хозяйка гостиницы вовсе не привлекала, но и обижать ее не хотелось. Он ответил: — Может, в другой раз. И пошел за Разиным. — У меня теперь вся жизнь — в другой раз, — прошептала Картина совсем тихо, но Альб услышал. — Тот самый раз уже в прошлом, а теперь все разы — другие. Поднимаясь по лестнице, Разин заметил: — И бабы к тебе липнут, и с Голосом ты столковался. Слушай, Музыкант, что я не так делаю? Нет, я не о бабах, не скалься, я с этой системой столковаться не могу. С Технотьмой с этой, некроз ей в программу. — Да не знаю я, у меня само собой выходило. Только слова правильные подбирать нужно, а то, как ни скажи — в ответ: «неопределенность концепции» да «неопределенность концепции». Тупой Голос! — Концепции-то у меня определенные, — Разин отыскал комнату с нужным номером и отпер. — Заходи, бросай вещи. Концепции в порядке. Мне говорит: «недостаточно развита центральная нервная система носителя», рекомендует сменить. — Чего сменить? — Носителя, чего. А еще: «скорость обмена информацией ниже критических показателей». Непроходимость нервной системы, в общем. — Сменить носителя, — повторил Альбинос, — это мы уже сделали. Эти штуки на тебе… в тебе… Тьфу! В общем, они у тебя, вот пусть на тебя все теперь охотятся, а с меня хватит. Завтра сходим на Майдан? — Зачем? — Самоход мне подыщем. — То есть ты отваливаешь? Купишь самоход, и все? — А что? — Я думаю, Губерт мог бы многое рассказать… — Это твои вопросы, Разин. — Да, мои. Вот, к примеру, такой вопрос: почему ты лучший носитель сингулятора, чем я? — Да, это вопрос… А что, этот твой Губерт в самом деле знает ответ? Точно? — Точно одно: его можно об этом спросить. Воспользуйся случаем. Альб подошел к окну, отпер раму и выглянул. Двор освещал пестрый свет, лившийся из пирамиды на крыше, среди разноцветных световых пятен очень хорошо выделялось красное платье Картины. Хозяйка гостиницы колотила ногой «собаку», человек на цепи тихонько подвывал и скулил. Когда ему удалось заползти в конуру, Картина подобрала длинную палку и несколько раз с силой сунула в проем. Раздался визг. Палка сломалась, женщина пригладила спадающие на щеки растрепавшиеся локоны и вернулась в дом. * * * Явился подручный Картины, велел передать: для них у хозяйки новости. — Ладно, — кивнул Разин, — сейчас спустимся. Заодно и перекусить не помешает. В зале все было по-прежнему, разве что людей за столами стало меньше. Картина сообщила: — О вас Крипте уже сказали. Он ответил: явится попозже. Он очень хочет встретиться, есть интерес. Но сейчас совет у них в Храме, важный. Потом у него какие-то дела, которые невозможно отложить, — так и велел передать. В общем, надеется, что вы его дождетесь. Очень сильно надеется. Разин кивнул и спросил, как насчет пожрать? Хозяйка указала на столик в углу: — Туда садитесь, сейчас подадут. Крипте тот стол нравится, там темно, никто не пялится, и к кухонным дверям близко, а через кухню можно уйти, если что. Потянулось ожидание. Готовили в «Крещатике» отменно, но потом, когда перекусили, стало скучно. Альбинос то и дело ловил на себе заинтересованный взгляд Картины, ему было немного не по себе. Странная баба. За соседним столом присели двое постояльцев с кувшином пива и кружками. Из разговора стало ясно, что один местный, киевский, а другой — его компаньон по торговой части. Разин угрюмо молчал, и Альбинос стал прислушиваться к их разговору. — Откуда в Киеве некроз? — допытывался гость. — Сколь бываю у вас, никогда не случалось же! — Монахи говорят, за грехи нам. Чтоб молились и ждали избавителя. — Какого такого избавителя? — А пес его знает, какого… Покончив с пивом, соседи стали сговариваться насчет завтрашнего дня. — Пойду я, — решил местный. — Не то стемнеет вовсе. — Темноты боишься? Киевлянин шутку не поддержал: — Некроз по ночам из-под земли прет, да в разных местах, не ровен час не заметишь в темноте — и пропал. Так что пойду, пока дорогу видать. У нас нынче по темному народ из домов не выходит. Тяжкие времена настают, ох, тяжкие… Далеко за полночь, когда за столами осталось с полдюжины постояльцев, в зал ввалились пятеро. Их вид никак не подходил к чистенькой гостинице — перемазанные, облепленные клочьями паутины, в изодранной одежде. К тому же у одного, рыжего, лицо было разбито — совсем недавно ему крепко досталось. Двое были в черных полурясах, и тот, что шагал сзади — рослый, крепкий с виду; держал наготове карабин. Еще один был коренастым и смуглым, на лице темные очки. Голова его обмотана какими-то тряпками. Разин отвел взгляд и бросил Альбу: |