Книга Сомниум, страница 47 – Юлия Шульц, Александра Воронкова

Очень сильно чесалась шея. Эти неприятные ощущения заставляли меня чувствовать унизительную беспомощность. Я осторожно тронула зудящее место.

— Выбрать средство по ухожу за кожей, — произнесла я в пустоту и прислушалась. В ответ была тишина.

— Выбрать средство по уходу за кожей, — сказала я громче, но ничего не изменилось. Я повторяла до хрипоты, покуда хватило сил. «Идет подбор косметических средств, подождите», — наконец я услышала долгожданный голос в своей голове.

— Пароля на меня нет, — я снова перешла на крик, села на землю и начала что есть сил чесать зудящее место на шее.

Пожалуй, это был самый приятный момент за сегодня. И, только увидев кровь на своих пальцах, я в страхе остановилась. Теперь шея уже не чесалась, а неистово болела, как будто с нее содрали кожу. Кнопки экстренной помощи не существует, так же как и самой помощи. Надо успокоиться и перестать трогать шею.

Солнце слепило глаза, как будто сто ламп в кабинете пластического хирурга были направлены на меня одновременно. На небе ни единого облачка. Чистая голубая даль и поверхность земли соединялись где-то там вдали и образовывали слегка размытую линию горизонта, погруженную в легкую дымку. Рука снова потянулась к шее, и я очень осторожно потрогала раздраженное место. Кровь больше не текла.

Я продолжила идти, волоча по земле тяжелый парашют. Впереди я увидела женскую фигуру. Подошла поближе, и стало понятно, что женщина сидит на куче десертов. Их оказалось очень много, видимо, здесь раньше было кафе или кондитерская.

Лицо женщины при виде меня исказилось в злобной гримасе. Наверное, она считала, что эти розовые и голубые упаковки принадлежат только ей одной.

— Отказать в доступе! — крикнула она, вскочив на ноги, я тут же остановилась.

— Доступ запрещен! — ответила я, и это, как ни странно, ее успокоило. Она снова села, исподлобья глядя на меня.

— Как тебя зовут? — спросила я.

Она молчала.

— Я Малин! — я сделала шаг вперед, но в ответ снова получила яростное: «Отказать в доступе».

— Как тебя зовут? — повторила я свой вопрос.

Молчание. Ее глаза сканировали меня.

— Ты не можешь отказать в доступе! Стен больше нет, посмотри вокруг. Есть только мы — и больше ничего. Я могу подойти к тебе настолько близко, насколько захочу. И сейчас я возьму одно из этих проклятых пирожных, и только попробуй меня остановить.

Я осторожно сделала два шага вперед и подняла с земли порванную пластиковую упаковку. «Ванильный полет» — прочитала я надпись и услышала устрашающий рев. Моя новая знакомая оскалилась, словно дикая кошка (я видела их в Доме Культуры), ее глаза налились кровью. Я решила, что лучший выход — это бежать. С трудом волоча парашют, я заковыляла вперед, но оглянувшись, обнаружила, что кошка не собирается покидать свою добычу. Поэтому я остановилась, положила парашют и открыла «Ванильный полет».

Воспоминания о сладкой жизни таяли у меня на языке. Я облизывала сахарные губы со вкусом манго и невольно закрывала глаза от удовольствия. Наконец ко мне пришло осознание того, что произошло и кем мы стали. Наверное, мне стоит найти «съедобную кучу» и остаться сидеть рядом с ней. Это гораздо удобнее, чем таскать за собой тяжеленный парашют с едой. Но в то же время я просто сойду с ума, если буду сидеть на одном месте. И вдруг меня осенила самая прекрасная мысль за последние двадцать четыре часа. Она сделала солнечный свет не таким ярким, сняла зуд на моей шее и подарила надежду.

— Тюрь-ма, — проговорила я по слогам, дожевывая суфле.

Как я могла забыть, что летела туда перед крахом Системы? Если бы только в тот день у генетиков я знала, что буду думать о тюрьме для кибер-преступников как о последней надежде! Скорее всего, там должно быть все как на Спеспереннис: пресная вода, деревья, фрукты и настоящие цветы. Да и Эрон уже там. Решено — я иду в тюрьму.

Даже не представляю, сколько это пешего хода? Я пыталась вспомнить, как все выглядело на бортовом компьютере. За шпилем космодрома на взлетном поле находился древний памятник Илону Маску. Гигантский космический корабль, построенный в его честь, носом указывал на тюрьму. Я возьму космодром за ориентир и пойду дальше.

Взвалив на себя парашют, я поволоклась в сторону серебряного шпиля. Я старалась держать темп и не идти слишком медленно. Но подкатывающие волны тошноты то и дело замедляли меня. По пути попадались бутылки с водой. Я не знала, сколько времени займет мой путь, поэтому брала их без раздумий. Поклажа становилась все тяжелее.

Мыслей не было, только шаги отмеряли секунды. Время плавилось и таяло. Солнце перестало слепить глаза и опустилось ниже. Вечер наступил незаметно, только теперь я приблизилась к памятнику. Впервые за последние сутки я получила удовольствие — съеденный «Ванильный полет» не в счет. Никогда бы не подумала, что это будет удовольствие от пройденного пути. Надо было устраиваться на ночлег. Только сейчас я поняла, что еле держусь на ногах.

Я достала все из своего парашюта, чтобы завернуться в пыльно-серое одеяло. Книга послужила мне подушкой, а бутылки с водой и еду я положила рядом с собой. Ноги были каменными, и я испугалась, что завтра не смогу двигаться дальше в том же темпе. «Там моя программа была очевидна — не умереть от жажды и голода. Что может быть проще и сложнее одновременно?» — и только сейчас я поняла настоящий смысл слов Эрона.

* * *

Я открыла глаза и перевернулась на спину. Сегодняшний день начался с огромного облака, висящего прямо надо мной. Это облако было ну просто вылитый Хакли. Ах, Хакли, как мне его не хватало. И в эту же секунду облако слегка расплылось и начало модифицироваться в… Да это же рыба! Ветер создавал чудесные модификации — после рыбы появился профиль генетика, а потом два облака, соединившись в одно, образовали аэро с дикой кошкой в кабине. Никогда не думала, что буду радоваться таким глупостям…

Теперь моя программа поражала своей неприкрытой простотой: ветер в волосах, пыль на щеках, кровать на голой земле и небо над головой. Самое сложное было привыкнуть испражняться под открытым небом. Начинало приходить осознание себя, того, кто я есть на самом деле.

Потянувшись, я почувствовала небольшую боль в спине. Я медленно села, изучая ощущение: тупая, скулящая боль распространилась до поясницы. Голова страшно чесалась. Я провела рукой по волосам и почувствовала песчинки на пальцах. Все бы отдала сейчас за душ и расческу.

Ветер теребил парашютную ткань и брался за ее концы то с одной стороны, то с другой. Я посмотрела по сторонам — пустота с огрызками воспоминаний о прежней жизни. Надо было подниматься и двигаться в тюрьму. Сделав один глоток, я поняла, что хочу выпить всю бутылку, но сдержала себя. У меня неплохо получалось экономить запасы.

Проведя языком по зубам, я почувствовала слой налета. Чтобы избавиться от него, я попыталась потереть верхние зубы указательным пальцем. Ничего не получилось — со мной не было моей полировочной зубной щетки. Приложив руку ко рту и сделав сильный выдох в нее, я почувствовала смердящий запах. Таким запахом можно было бы обороняться от спятивших пользователей. Теперь так и сделаю, если еще одна озверевшая будет мне мешать.