Книга У кромки воды, страница 14 – Сара Груэн

– Думаю, все было оговорено, – возразил Хэнк. – Вам что-нибудь говорит имя Фредерик Стиллман?

– Даже не шепчет. Ступайте своей дорогой. Оставьте меня в покое.

Он повернулся, явно намереваясь оставить нас у обочины.

Я сдавленно всхлипнула. Если я не окажусь в постели после всего, что мне пришлось пережить, то я, как мне казалось, и жить-то не захочу.

– Стойте, – быстро сказал Хэнк. – У вас нет свободных комнат?

– Я этого не говорил, – ответил мужчина. – Вы вообще знаете, который час?

Хэнк и Эллис обменялись взглядами.

– Конечно, – сказал Эллис. – Мы искренне просим прощения. Может быть, мы сможем возместить ваши труды.

Мужчина крякнул:

– Экий барский разговор. Я с такими, как вы, дела не имею. Ступайте.

Он махнул рукой, прогоняя их.

Где-то у машины фыркнул водитель.

– Прошу вас, – поспешно добавил Эллис. – Путь был нелегкий, и моя жена… ей нехорошо.

Мужчина остановился.

– Ваша кто? – медленно произнес он.

Эллис мотнул головой в мою сторону.

Мужчина повернулся и увидел меня, скрючившуюся под стеной. Он пару мгновений меня рассматривал, потом обернулся к Эллису:

– Так вы потащили женщину по Атлантике посреди войны? Вы что, совсем не в себе?

Эллис помрачнел, но ничего не ответил.

Мужчина ненадолго поднял глаза к небу. Покачал головой.

– Ладно. Можете остаться на ночь, но только ради вашей жены. И побыстрее заносите вещи, а то сюда комендант явится из-за нарушения затемнения. Опять. И если придет, учтите, не я буду штраф платить.

– Конечно, конечно. Разумеется, – сказал Хэнк. – Можете сделать мне одолжение и прислать носильщика?

Мужчина в ответ лающе хохотнул и зашел в дом.

– Хм, – произнес Хэнк. – Похоже, носильщика тут нет.

– И это тебя удивляет, потому что?.. – спросил Эллис.

Хэнк взглянул на машину, изрядно осевшую под весом наших вещей.

Эллис подошел ко мне и протянул руки. Поднимая меня на ноги, он сказал:

– Иди в дом, сядь где-нибудь, и пусть этот мужлан принесет тебе выпить. Мы придем, как только со всем этим разберемся.

Я зашла в дом. Тяжелая деревянная дверь со скрипом подалась, и когда она, щелкнув, закрылась, я опасливо огляделась.

Бородача нигде не было видно, хотя он оставил на барной стойке слева от меня керосиновую лампу. Вдоль нее блестели пивные краны: Макюэн, Йонгстер, Мэксон, Гиннес – и еще несколько, на которых я не разобрала названия. На одном висела картонка, извещавшая, что этот сорт временно отсутствует.

Свет лампы мерцал на бутылках, стоявших на полках позади бара, отражаясь и умножаясь в зеркале за ними. Казалось, что там, дальше, такая же зеркально расположенная комната, и на мгновение я задумалась, не оказалась ли я не в той, где нужно.

Перед баром стояло несколько столов и стулья, у дальней стены на подставке высился радиоприемник. Низкий потолок лежал на толстых темных балках, пол был вымощен огромными каменными плитами. Стены были оштукатуренные, даже в тусклом свете лампы я видела неглубокие следы, оставленные кельмой. Окна закрывала толстая черная ткань, и я вдруг поняла, что фонарные столбы и бордюрные камни были выкрашены белым, чтобы машинам было легче передвигаться во время затемнения.

Справа я увидела большой каменный камин, перед которым была расставлена разномастная мягкая мебель. Викторианская, судя по виду: диванчик и два кресла, обращенных лицом друг к другу, на потертом восточном ковре, а между ними – низкий тяжелый стол. Каминную решетку покрывал ровный толстый слой пепла, но внутри все еще светился слабый рыжий огонек.

Я подошла к дивану и присела на самый край, протянув застывшие пальцы к углям. Пахло от них копченой грязью, а бревна, сложенные сбоку, были не деревянные. Я понятия не имела, что это такое. Прямоугольные, с бороздками, они были похожи на огромные батончики «Кэдбери» с хлопьями, всеми ценимое лакомство, которое присылала одной из моих одноклассниц английская бабушка.

Из ниоткуда возникла собака с жесткой серой шерстью, материализовалась прямо возле меня. Я оцепенела. Она была немыслимо здоровенная, худая, как борзая, с такой же горбатой спиной и поджарым животом. Она уставилась на меня скорбными темными глазами, поджав хвост под брюхо.

– Не бойтесь. Он вам зла не сделает.

Бородач вышел из двери за баром. Он взял лампу, пересек комнату и поставил передо мной на стол стакан чего-то пенящегося.

Низкий потолок подчеркивал его рост, но мужчина в любых условиях произвел бы впечатление. Глаза его, под такими же лохматыми, как борода, бровями, были поразительно голубыми. Он так и остался босиком и без рубашки, и это его явно не смущало.

– Так вы проделали нелегкий путь?

– Да.

Я инстинктивно потянулась поправить волосы, хотя, коль скоро я видела, что представляю собой от плеч и ниже, можно было легко догадаться, как я выгляжу.

Он кивнул в сторону стакана.

– Имбирное пиво. Чтобы у вас живот унялся.

– Спасибо, – ответила я. – Вы очень любезны.

Я чувствовала, что он на меня смотрит. Помолчав немного, бородач сказал:

– Вы, я так понимаю, слышали, что война идет.

Я привычно ощетинилась. Обернулась посмотреть, не слышит ли нас Эллис, но они с Хэнком все еще были снаружи, за закрытой дверью, спорили с водителем.

– Да, слышала.

– Ваш муж и его приятель на вид вполне крепкие.

– Мой муж и его коллега приехали проводить научное исследование, – сказала я.

Бородач откинул голову и расхохотался:

– Ну конечно. Охотники за чудовищем. Восторг. А я-то думал, вы туристы посреди войны.

Он поставил лампу на стол и указал на доску позади бара, на которой висели ключи.

– Можете взять второй и третий, или четвертый и пятый, или второй и шестой, если на то пошло. Мне все равно. И давайте побыстрее. Нечего мой фотоген жечь.

Я осмелела. Я в жизни не встречала такого грубияна.

– Вы про керосин, я так понимаю, – заметила я.

– Да уж сам знаю, про что, – отозвался он, повернувшись, чтобы уйти.

– Стойте, – поспешно сказала я. – Вы не хотите узнать наши имена?

– Да не особенно. Чего я хочу, так это лечь в кровать.

Он хлопнул себя по бедру.

– Коналл, thig a seo! [3]

Пес подошел к нему, и они растворились во тьме позади бара.