
Онлайн книга «Каждый Наследник желает знать…»
– Братцы, кончай языками трепать! – зачинщик смуты, вооруженный чугунной табуреткой, гневно засопел и подался вперед, словно переходя в атаку. [46] – Бей пришлых всем миром! Али труса празднует артель Седьмой Красногорской?! Он вам железяку ржавую показал, а вы и штаны обмочили?! Толпа возмущенно всколыхнулась, качнулась, круг сжался. В свете пробивающихся в окна усталых лучей заходящего солнца блеснули разномастные ножи… Звучный уверенный голос прозвучал откуда-то слева и из глубины просторного зала неожиданно, и от этого показался вдвойне громким: – Что я вижу? Что я слышу? В славном Атланик-сити остались люди, которые не знают про то, что случилось сегодня в Арене?! Рваный перебор струн, несущий в ошеломленную тишину отзвуки неведомой еще битвы, заставил шахтеров забыть на мгновение о неминуемой драке и повернуть головы. На первом столе за их спинами в полный рост стоял невысокий плотный человек с лютней наперевес. Светлые спутанные волосы закрывали его лицо, ловкие пальцы метались по грифу и струнам над декой, вызывая к жизни то грохот камнепада, то лязг стали о сталь, то безумные крики, завораживая, гипнотизируя, заставляя слушать – и всеми фибрами взбудораженной души желать еще и еще… Бурная мелодия, чуть-чуть не достигнув апогея, вдруг оборвалась, незнакомец рывком головы откинул нечесаные пряди набок и продолжил, словно не прекращал говорить ни на секунду: – Быть выброшенным в окно тем, кто почти голыми руками разорвал на части самого огромного стального голема мастера Олеандра – это честь, о которой вы станете рассказывать своим внукам, ибо случиться с вами в жизни ничего более замечательного и выдающегося просто уже не может! – Чего?.. – разрывая изумленное молчание, выдохнул лысый рудокоп с бородой деда Мороза. – Голема?!.. – Разорвал?!.. – В Арене?!.. – Этот?!.. – Ну это ты свистишь!.. – Да они нас всех одним пинком отсюда бы выкинули!.. – А он один!.. – Ха!.. – Не может быть!.. – Слушайте, слушайте, слушайте, добрые жители Атланик-сити, и не говорите потом, что не слышали!.. – игнорируя насмешки и недоверие, певец горделиво вскинул голову, вдохнул, закрыл глаза, и пальцы вновь ударили по струнам, исторгая из сосновой утробы инструмента, предназначенного для воспевания прелестей и капризов возлюбленных, звуки недавней битвы… Над омраченным Атланградом Дышал июнь вечерним хладом. В шатер гранитный, расписной Любители увеселений Стекались шумною толпой, Чтоб посмотреть на бой големий. Бойцы сражались как попало, Обыкновенный мордобой. И ничего не предвещало В тот день развязки роковой. Должны в финальной паре биться Два поединщика; один Железный истукан-убийца, Другой – гранитный исполин. Но почему они не бьются? Откуда эта канитель? Глаза, огромные, как блюдца, И вдруг нашли! Гранитный дурень, Как будто коноплей обкурен, К Ивану кинулся; второй же, Железный монстр с дебильной рожей, Немедля бросился туда, Где Агафон Великолепный Маг знаменитый белосветный На скромном камне восседал… Музыка и стихи, переплетаясь и дополняя друг друга, полились на головы и в уши внимающих недоверчиво, но жадно, недавних драчунов. И с каждой строфой неверие из глаз их улетучивалось, а рты раскрывались всё шире и чаще – то чтобы охнуть в изумлении, то хохотнуть над особо удачной строкой, то ухнуть, сочувствуя героям… …Вмиг зрители, перепугавшись, Из цирка кинулись гурьбой, По мелким щелям рассосавшись. И грянул бой, атланский бой! Иван и Олаф бились смело, Мечом и топором круша, И от големов пыль летела, В лапшу гранитную кроша Сиденья, крышу, пол и стены Увеселительной арены… Да, много пыли было сбито С големьих наглых козьих морд!.. Против железа и гранита Бессилен меч, негож топор… Кириан, оказавшийся в присутствии таких благодарных слушателей в первый раз за много дней, если не недель, купался во внимании и восторге. Перед протрезвевшим мысленным взором неизбалованной аудитории безвестный верзила в волчьей безрукавке медленно превращался в исполина, былинного героя, полубога, сошедшего со своего персонального облака исключительно с целью облагодетельствовать забубенные шахтерские головушки, благословляющей дланью своротив пару челюстей. …А вы, трусливые уроды, Големов хилых кукловоды, Напрасно будете рыдать, Прощенья от Ивана ждать. Вам Олафу придется сдаться, А он уж точно вас простит, И топором номер двенадцать В последний путь благословит!.. – А й…а… говорю… ш-што лютня… м-могучее…. м-могутнее… м-могучнее… м-меча… – А й…а… говорю… пей… – А й…а… говорю… й…а говорю… Главный королевский лекарь звучно икнул, с грохотом опустил пустую кружку на стол и тупо уставился на нее. Он только что что-то хотел сказать?.. Или нет?.. Или не он?.. Или не сказать?.. Нет, им же надо было куда-то идти… вроде… Кого-то искать… Зачем-то… Фикус снова икнул, выдыхая сивушное облако, поморщился, и медленно поворачивая голову – глаза отчего-то в ней глядели теперь только вперед, будто приклеенные – обвел неподвижным взглядом сотоварищей. Или собутыльников? Или лучших друзей?.. Или… где-то я уже их до этого видел?.. – Крокус… Фокус… Покус… как там тебя… – бережно, но твердо легла на плечо медика немытая мозолистая лапа. – Ты эта… и в-вправду там… был? Вопроса знахарь не понял, но интуитивно почувствовал правильный ответ, и кивнул. – И так всё и эта… б-было? Там? – не унимался интервьюер. – К-как мужики… г-говорят? Фикус не знал, как говорят мужики, и кто эти мужики были, и кому и что они сумели наговорить, когда и думать тут получается не лучше, чем танцевать на ушах, но снова, точно выписывая подбородком замысловатую фигуру, мотнул головой. Мозги в ней как-то странно закачались и куда-то поплыли. |