Онлайн книга «Волшебный горшочек Гийядина»
|
– А давно это началось? Селим задумался, переглянулся со специалистом по изысканным удовольствиям, и пожал плечами. – С месяц назад? – Что-то во всем этом мне не нравится… – пасмурно подперла щеку ладонью Сенька. – И мне тут что-то не нравится… совсем-совсем не нравится… – шершавым неразличимым шепотом, теряющимся в голосах людей как муравей на поляне, вторил ей с полки Масдай. – Не нравится, что вместо того, чтобы продолжать путь с Ахметом, мы оказались здесь и без него? – кисло вопросил в потолок Агафон. – И это тоже… – вздохнула Серафима. – И это – тоже. – А давайте-ка лучше все ляжем спать – утро вечера мудренее, – зевнул во весь рот его контуженное премудрие. – А утром что? – мрачно полюбопытствовал Кириан. – А утром я пойду во дворец, заберу свой посох из развалин, и выбью всю дурь из этого мерзавца, – отвернулся к стене маг, давая понять всем заинтересованным и не слишком лицам, что и разговор, и обсуждение планов на будущее закончены. – Посохом? – упрямо проявил недогадливость и любопытство менестрель. – Если понадобится – голыми руками, – зловеще буркнул волшебник и натянул покрывало себе на голову. Через десять минут все остальные тоже последовали примеру чародея: девушки в единственной остававшейся незанятой большой комнате постоялого двора, мужчины – в общем зале, среди погонщиков верблюдов и экономных купцов. Как бы ни встряхнули ночные приключения и откровения нервную систему, а усталость и отпустившее напряжение свое брали настойчиво и энергично. Не спалось только Абуджалилю. Прокрутившись с полчаса на верблюжьей кошме, придворный чудесник потихоньку пробрался к постели старого стражника. – Селим-ага? А, Селим-ага? – М-м-м?.. – Вы уже спите? – Уже спал… – А-а… извините… тогда… – стушевался юноша и осторожно повернул в обратный путь. – А что ты хотел, Абу? – приоткрыл один глаз Охотник. – Я… э-э-э… кхм… Селим-ага… Только вы не смейтесь… я… тут стих… сочинил… один… – Стих? – стряхнул с себя остатки сна сулейманин. – Ты? – Да! – О чем? – Э-э-э… Про… Для… Только вы не смейтесь! – И не собирался. – Э-э-э… для одной… девушки. Про нее… если совсем быть точным… – Девушки? – расплылся в мечтательной улыбке Охотник. – Я ее знаю? Абуджалиль покраснел, закашлялся нервно пересохшим горлом, и, не в силах отыскать предательски пропавший куда-то голос, молча кивнул. – Поня-а-атно… – с видом лекаря, поставившего самый головоломный диагноз столетия, усмехнулся Селим. – Стих, значит. Для девушки… А от меня ты чего хочешь? – Я… если вам не трудно… будет… Не могли бы вы… ну… послушать… и сказать… подсказать… помочь… исправить… если совсем плохо… Пожалуйста? – Да, конечно, – благодушно улыбнулся в усы Охотник, приподнялся на локте, прислонился к стенке и выжидательно воззрился на чародея. – Читай. Утро в караван-сарае Маджида, впрочем, началось совсем с другого. Действие лекарства аль-Кохоля с восходом солнца кончилось, и едва разлепивший недоуменные, с туманной поволокой очи Иванушка узрел вокруг себя Сеньку, Эссельте, Олафа, Агафона, неизвестную черноглазую девушку и еще одного незнакомого юношу сулейманской национальности, тут же представленного ему как придворного мага Ахмета в изгнании. Придворный маг, рассеянно поздоровавшись [23] со всеми, беспрестанно переминался с ноги на ногу и бросал странные косые взгляды на свою юную соотечественницу, словно хотел ей что-то сказать, но то ли не мог решиться, то ли не определился с репертуаром, то ли чего-то ждал. – Что-то ты на Яфью поглядываешь, как кот на сметану, – ехидно бросил специалисту по утонченным удовольствиям Агафон, не выдержав игры эмоций на алой физиономии коллеги. – Стихи про нее, что ли, сочиняешь? – А ты, обняв его за выю, И глазки к небу закатя, Уже трепещешь вся, впервые Лишиться чести захотя… [24] Яфья прыснула в край платка. Главный специалист по волшебным наукам приосанился. – Не твоего ума дело! – яростно скрипнул зубами Абуджалиль. – Это тебе так кажется, парень, – хитро подмигнул его игривое премудрие. – Хотя прочитать, что у тебя на лбу написано, никакого ума не надо. – Отстань от человека, Агафон, – по-дружески одернул его отряг. – Гляди лучше, сейчас Ивану Сима повязки поснимает, посмотрим, как у него котелок за ночь зажил. Знахарь вчерашний клялся и божился, что его примочки и мази чудеса творят. Но если соврал, касторная душа, я ему самому… Впрочем, личная неприкосновенность аль Кохоля осталась ненарушенной, потому что его примочки и мази действительно сотворили чудо: ссадины покрылись корочкой, синяки позеленели, контузия рассосалась. По окончании последовавших по такому случаю объятий, поцелуев и брифинга в комнату вошел еще один новый старый знакомый – Селим Охотник – и жизнерадостно сообщил, что стол в общем зале для всей честной компании уже накрыт. Кряхтя и морщась от кружения перед глазами и боли в отлежанных за ночь и отбитых за вечер конечностях и боках, Иван приподнялся на постели, сел… И встретился глазами с озабоченным взглядом Абуджалиля. – Иван-ага, извините, если в ваших северных краях так не принято, но почему вам никто никогда не говорил, что такая… – вчерашний отличник замялся в поисках подходящего слова, – э-э-э… прическа… не совсем подходит к типу вашего многоуважаемого мужественного лица? Иванушка смутился, рука его непроизвольно поползла к неоднократно опаленным волосам, [25] но разочарованно остановилась на полдороге. Вряд ли там можно было отыскать что-нибудь новое. – А по-моему, отсутствие волос придает Айвену вид загадочный и суровый, – поспешила утешить боевого товарища принцесса. – А по-моему, немного волосяного покрытия ему бы не повредило, – сообщил со своей полки ковер. – Потому что сейчас он выглядит побитым молью, [26] и каждый раз, когда я на него смотрю, меня передергивает от ужаса до последней кисти. – Спасибо, Масдай, – грустно вздохнул лукоморец. – Ну если больше никаких пожеланий и замечаний про мою голову ни у кого больше нет… |