Книга Не ходи, Эссельте, замуж, страница 26 – Светлана Багдерина

– И бриллиантов тоже, – сверкнул белозубой улыбкой за пронзительно-розовыми, как лепестки шиповника, губами Агафон. – Ноблесс оближ, понимаете ли… Что с иностранного переводится как «Что дозволено Диффенбахию, не дозволено гиперпотаму». В большой семье не щелкай клювом.

Девицы делано захихикали, прикрываясь раскрывшимися в их руках как цветы веерами. На прикрытых частях их миленьких мордашек можно было прочитать и без увеличительного стекла: «Это она на кого намекает?!»

– Какая вы забавная, принцесса! Герцог Руадан с вами точно не соскучится! – с придыханием прощебетала Ольвен.

– Уж в этом-то я не сомневаюсь, – пробурчал в жабо Ривал, от сердца которого только-только начинало отлегать, и видения позорной кончины на городской площади Бриггста или от руки взбешенного брата королевы слегка померкли.

– А ваши туалеты вы тоже из-за границы выписываете? – восхищенно сверкнула глазами на розочки и ленты Крида.

– Да, естественно! – гордо тряхнул кудряшками маг, вздернул подбородок и выкатил грудь шестого размера, втиснутую в корсаж третьего. – Мой отец заказывал для меня наряды контейнерами! Бывало, целые корабли приходили из Шантони, Лотрании, Вондерланда, Зиккуры, Багинота с грузами платьев и тканей!..

– Каких тканей? – загорелись глаза графинь и исподволь окруживших их дам.

– Э-э-э-э… – хватанул воздух ртом волшебник. – Разных?..

Ривал снова схватился за сердце.

– А погодка нынче хорошая выдалась… – сипло прохрипел он, пытаясь спасти ситуацию.

Но уцепившихся за любимую тему аристократок Улада было уже не остановить.

– Шелка вамаяссьские?

– Парча дар-эс-салямская?

– Атлас узамбарский?

– Бархат шантоньский?

– Сатин тарабарский?

Агафон не к месту вспомнил, на что в мужских туалетах традиционно использовался сатин, и непроизвольно фыркнул.

– Вам не нравится сатин? – захлопала ресницами уязвленная старушка в напудренном парике с фальшивой канарейкой.

– Не тешит взор?

– Не тот колер?

– Низкое качество?

– Негигроскопичен?

– Э-э-э-э… первое, – отчаянно ухватился за соломинку волшебник. – Не чешет. Взор.

– А ты, деточка, это… ентиллегентка, – неодобрительно поджала сухие бескровные губы старушка.

– Эстетка, – кисло дополнила Кев, три четверти платьев которой [33] были именно из этого материала.

– Образованная больно… – ядовито пробурчал другой женский голос откуда-то слева.

– Ноблесс оближ, – самодовольно улыбнулся Агафон, и услышал из окружения «выскочка, воображала и злюка». Мысленно волшебник философски пожал плечами. Иногда лучше прослыть выскочкой, воображалой и злюкой, чем интеллигентом и эстетом.

– А платье у вас просто… умопомрачительное! – желая загладить минутную неловкость, с искренним восхищением выдохнула Ольвен.

Агафон смутился. Конечно, их в ВыШиМыШи учили многим вещам – причудливым, странным, дивным, а местами и просто ужасным, но как реагировать на комплименты, сказанные в адрес твоего балахона… Краткий курс молодого бойца, наспех прочитанный Серафимой, тоже такого важного момента не включал. И маг решил повиноваться своему здравому смыслу.

– Спасибо, – сладко улыбнулся он. – Мне тоже нравится. Оно… не такое, как у вас. Честно говоря, среди моих платьев, ни тут, ни дома, таких, как на вас здесь ни одного нет.

Если бы потолок зала вдруг разверзся и на головы гостям обрушилась снежная лавина, эффект был бы приблизительно таким же.

Но менее разрушительным.

Физиономии дам перекосились, потом вытянулись…

Волшебник ощутил, как пара килограмм льда сползает у него по спине за шиворотом, не тая.

– Я… э-э-э… что-то не то сказал…ла?.. – путем нехитрых умозаключений догадался он.

– Это было бестактно с вашей стороны, – холодно проговорила Крида и, демонстративно отвернувшись, с криогенным видом щелкнула веером и зашагала прочь.

– Э-э-э-эй, как тебя!.. Погоди! Я не хотел-ла!.. Я совсем другое имел…ла в виду!.. Слушайте, девочки, что я такого сказала?..

Хорошенькое личико Кев покраснело и стало сердитым.

– Если вы принцесса, и впереди Белого Света всего по моде, а мы тут – провинция и деревня, это не значит, что этим можно тыкать всем в нос! И можно было запомнить наши имена, когда мы представлялись!

И обиженная девушка рванулась вслед за сестрой.

– Кев, Крида, это невежливо, отец нас посадит на кислое вино, проквасившиеся сливки и черствые пирожные на неделю!.. – зашипела Ольвен вслед сестрам, дезертирующим с порученного им к обороне участка дипломатического фронта, и они, услышав, даже остановились… но поздно.

Взявшая в окружение гостей толпа, загомонившая было после демарша графских дочек, снова притихла, расступилась, как торосы перед ледоколом с подогревом, и мгновенно расширившиеся очи Агафона встретились с безжалостным синим взглядом Морхольта.

Тянущиеся бесконечно несколько секунд он оглядывал заграничную невесту с ног до головы и, когда, начало казаться чародею, что интрига их вдребезги раскрыта, и выдали они себя с головами, ногами и даже руками, громадный рыцарь слегка опустил обжигающий холодом взор, чуть склонил голову и нехотя выдавил:

– Красивое… платье.

– Да я и сама ничего, – скривился волшебник, но не столько от нахальства, сколько от невыразимого облегчения.

Рядом, слышал он, шумно и нервно выпустил сквозь зубы воздух затаивший дыхание Ривал.

– Дочь своего отца, – процедил Морхольт, скривив почти скрытые под седеющими усами губы.

– Кстати, о папеньке, – не давая уладу опомниться или сменить тему, запрыгнул на старую добрую лошадку маг. Заломив руки, он прижал их к самой выдающейся теперь части своего тела – упругим персям цвета «персик» – и горестно возопил, заставив подскочить кошку и схватиться за сердце гостей, не подготовленных к представлению античной трагедии под названием «Верните батю»:

– Когда же, о когда, о жестокосердный рыцарь, я снова узрю помутневшим от дочернего горького горя и слез взором…

– Скоро, – нездорово поморщился герцог, словно отхлебнул лимонного сока пополам с рыбьим жиром. – Завтра мы переедем в мой замок, и встреча состоится. При любой погоде. Тебя это устроит… невестушка?

– Завтра?.. Как – завтра?.. Уже завтра?.. Ах, Боже мой… счастье-то какое… приперло… – чародей одарил монаршьего брата надтреснутой деревянной улыбкой. И принялся лихорадочно прикидывать, высохнет ли к такому внезапному и скорому завтра Масдай, и если нет, то…