Онлайн книга «Рыжий, хмурый и влюбленный»
|
Три озадаченных взгляда смертных и одиннадцать – бессмертных устремились на нее почти одновременно. – Ну в смысле, у моряков и рыбаков, к примеру, ведь есть своя богиня? Вот после смерти они могли бы уплывать под ее крылышко, и заниматься там тем, что все водоплавающие любят больше всего. Днем носиться по морям. Ночью – куралесить в тавернах. И крестьян тоже нечего больше обижать. Мьёлнир мог бы организовать им свое царствие небесное: днем – пахота: лошади сильные, послушные, земля – чернозем, ни комка, ни камушка… Раз пойдут – поле вспахано. Другой раз пройдут – засеяно. К вечеру урожай убрали – и за посиделки, гулянки, хороводы. Каждое воскресенье – ярмарка, музыка, карусели, танцы… – Я бы и сам в таком местечке пожить не отказался… – хмыкнул Рагнарок, но быстро уточнил. – Денек, не больше. – Танцы у них, значит! Ярмарки! – возмущенно вскочил и грохнул кулаком по столу Каррак. – А ремесленники мои что ж, хуже?! – А целители?!.. – А торговцы?!.. – Да вы только сядьте спокойно и помозгуйте пару дней – вот всё и придумаете! – Сенька умиротворяюще вскинула ладошки. – Хеймдалл большой – всем места хватит! – А Хел, что ж, пустой тогда останется? – нахмурился Светоносный. – Почему пустой? – взял слово маг-хранитель. – Туда пойдут те, кто при жизни своей больше зла причинил людям, чем добра, будь он хоть крестьянин, хоть купец, хоть ярл, хоть вояка. Коль в душе мрак – во мрак пусть и отправляются. – Но как тут разобраться?.. – Улар! – озарило и Ивана. – Вы ж богиня справедливости! Будете на входе в Хеймдалл встречать души, и деяния их при жизни оценивать, кого – в Хел, кого – на ярмарку или в таверну! – По-моему, это справедливо, – торжественно проговорила богиня. Первое пленарное заседание совета богов Эзира, посвященное новому мироустройству, затянулось до утра. Закончили драться в холле тени павших героев. Доели оленину, за ней – баранину, пирожки, холодец, квас, селедку, соленые огурцы, молоко и варенье. Зарозовел горизонт. И только когда из зала снова донесся первый звон стали о чью-то голову, усталые, сонные, [87] но донельзя довольные предстоящими великими свершениями смертные и бессмертные поднялись из-за обеденного стола, успевшего за ночь побывать еще и письменным и штабным, и принялись прощаться. Одна за другой уносились от дверей Старкада золоченые кареты, чистокровные скакуны, серебряные ладьи… Когда ожидать замешкавшуюся где-то коляску осталась одна Аос, Олаф, набравшись смелости, подошел к Мьёлниру и умоляюще заглянул ему в глаза. – Ты… не мог бы… сделать так, чтобы она… чтобы Аос?.. Пожалуйста… Ну чтобы она была… как бы это сказать… – Я? – бог испуганно глянул на отряга. – Это к Нолле, скорее… – Я спрашивал, она не может, – залился всеми оттенками алого рыжий парень. – А у тебя ведь кольцо… – Кольцо?.. – задумался Громовержец. – Хм… кольцо… – А ты сам попробуй, внучок, – раздался вдруг у Олафа за спиной скрипучий голос Волупты. Все оглянулись. – Ты ведь к ней, вижу я, неровно дышишь? Волны жара стали исходить от моментально вспотевшего королевича, как от перетопленной лукоморской печки. – Вот и дерзай, – ободряюще улыбнулась и подмигнула старушка. – Если уж ты не сможешь – не получится ни у кого. Дай ему кольцо, Мьёлнир. Пусть идет. Убедившись, что Граупнер надежно застрял в районе второй фаланги мизинца, пылающий и покачивающийся, будто пьяный, влюбленный подошел к богине красоты, застывшей в ожидании безответственного средства передвижения, запропастившегося где-то, и заговорил. – Я… я хочу рассказать, какой тебя всегда представлял… Аос болезненно сжалась. – А может, не надо?.. В такой день… – Надо, Аос. Надо, – ободряюще кивнула Фригг. – Я представлял… – не дрогнув и не слыша ничего, кроме своего срывающегося то на бас, то на сип голоса, продложил сын конунга, словно в омут с головой кинулся, – что глаза у тебя… глаза… как… глаза. Большие. Голубые. И ресницы вокруг… длинные… рыжие… густые… А брови твои… тоже рыжие… и тоже густые… полукругом так выгнутые… Ну пониже лба… то есть… ну где у людей… растут… Нос у тебя… приблизительно как у… у Серафимы, предположим… только в конопушках… И щеки все тоже… Кожа у тебя белая, теплая, а по ней – веснушки, веснушки, веснушки… Знаешь, как красиво! Уши у тебя… ну, если честно, про уши я… как-то никогда не думал. Уши как уши. Как у всех девушек. Не торчат – и ладно… Губы – розовые такие… теплые… Зубы тоже обыкновенные… белые… все на месте… Руки у тебя сильные, чтобы хоть кожи мять, хоть сеть на берег вытащить, хоть мужа по башке скалкой огреть, если на другую заглядываться станет. А волосы… нет, ты не подумай, я тебя обидеть не хочу, золотые волосы – тоже симпатично, но настоящие – мягче… Их погладить можно… Заплести… Волосы твои обязательно должны быть длинные, рыжие, и в косе. А коса – с руку мою толщиной. И бантик на ней. Розовый… А еще… еще… еще… В поиске предательски закончившихся вдруг в самый ответственный момент слов сын конунга сбился, стушевался и скис. – Я не знаю, что еще… – беспомощно вздохнул и развел он руками, едва не выронив Граупнер в дверь и по склону горы. – Я… говорить красиво никогда не умел… Извини, если не получилось… но я как лучше хотел… – А лучше и не надо… – почувствовал он на губах прикосновение губ. Теплых, розовых. Как у всех. – Аос!!! Олаф распахнул широко глаза, и глянула на него красавица из раскрасавиц: глаза голубые, на носу – конопушки, зубы белые и все на месте, в рыжей косе – розовый бант, в руке – скалка. А что еще для счастья влюбленному надо? Хватая воздух ртом, стоял сын конунга, и молчал, как истукан. Чувствуя, что парня надо срочно спасать, Иванушка, как более опытный и старший товарищ, быстро подскочил и торопливо зашептал что-то другу на ухо. – Давай!!! – яростно ткнул царевич отряга в бок и отступил на шаг – вроде, он тут и ни при чем. – А-а-а… Э-э-э… – для разминки промычал королевич. – Давай, давай!!! – дружно скандировали уже все зрители. – А-а-а… – Давай, давай, давай!!!.. – А-а-а-а… что ты делаешь… сегодня утром?.. – выдавил, наконец, горящий всеми красками смущения и любви Олаф. – Д-давай… п-погуляем… к-куда-нибудь… – А ты песни про любовь какие-нибудь знаешь? – строго поинтересовалась богиня. – Н-нет… – А стихи? – Н-нет… |