Онлайн книга «Сказания Меекханского пограничья. Север – Юг»
|
Четырнадцать, когда она умерла. Слепая женщина при мельничном круге. Его мать. * * * И как он должен рассказать это девушке, что была плоть от плоти зеленых лугов, дождя, ручьев и степного ветра? Какими словами передать историю женщины с равнин, которая из любви к закутанному воину решила провести остаток жизни во мраке? И которая тринадцать лет непрестанно вращала мельничный жернов? Ее уложили во гроб в той позиции, как она и умерла: склоненной, с подогнутыми ногами. Никто не сумел распрямить ее конечности. Он услыхал щелчок засовов, и в комнату ворвался свет луны. – Кто-то может тебя увидеть. – По ту сторону нет окон. Да и дуб заслоняет почти все. Она обернулась к нему. Парапет находился достаточно низко, и внешнему наблюдателю теперь открылся бы чрезвычайно занятный вид. – Скажи мне, разве никогда не случалось, чтобы некий иссар, ну-у-у… не вернулся, нарушил закон и сбежал от своей судьбы, предназначения? Ведь вам всем, – добавила она быстро, чувствуя, что он собирается ее прервать, – всем писана смерть. С детства вас учат сражаться и убивать, презирать страх, боль и гибель. И умирать – там, в горах и в пустыне, в проклятой богами и людьми стране, или здесь, в империи, продавая за горсть медяков свои мечи чужакам. – Я – иссарам, а те горы на старом, очень старом языке именуются ок’Иссаа’аракмаэм. Ты знаешь, что это значит? – Нет. – Последнее Место Ожидания. Это место было дано нам богами как кара за грехи, но еще и как обещание, что однажды мы получим искупление. – Кара? Обещание? Что такого вы сделали, что целый народ должен отбывать такое искупление? – Мы предали. Дважды. В большой старой войне, которую боги вели некогда в мире, мы встали на дурную сторону. А потом часть племен восстала против предыдущих владык. Только эти бунтовщики и уцелели. Но этого оказалось мало, чтобы искупить все грехи. – Ты говоришь о Войне Богов? О Шейрене, Эйфре и Каоррин? Это сказки и легенды для детей. Даже жрецы… – Какие жрецы? – оборвал он ее жестко. – Ваши? Меекханские? Вы прибыли в эту землю откуда-то с востока неполных полторы тысячи лет назад. Банда кочевников, которые едва умели обрабатывать железо. Вы вырезали или покорили местные племена и в конце концов создали свою империю. Мой род насчитывает более двухсот поколений, а начала его уходят ко временам перед Великой Войной. Три с половиной тысячелетия традиции. У нас есть история, а для вас она – лишь легенды: легенды, от которых вы утратили бы разум. Потому не говори мне о сказках, девушка, потому что ты называешь так мою жизнь и жизнь всех моих предков. Она молчала, удивленная этой вспышкой. Все еще не понимала так много вещей. Внезапно на губах ее затанцевала улыбка. – Ты снова это сделал. – Что? – Направил разговор на другую тему, не ответив на вопрос. Каковы те неизменные, жестокие условия? Что нужно сделать, чтобы жить среди вас, не нарушая ваших законов? Она подошла на шаг. – От чего ты желаешь меня спасти? – шепнула она. Он взглянул ей прямо в лицо, на черную повязку, которая заслоняла глаза. Потом рассказал о законе, о старой женщине и о зернах. Она и вправду не была изнеженной девицей, была тверда и упорна. Но, прежде чем он закончил, ее начало трясти. Капельки пота выступили на ее верхней губе, она слизнула их, быстро, словно боясь, что те стекут по лицу, отметив пол следами страха. – Это… это жестоко, – простонала она. – Ты хотя бы знаешь, как ее звали? – Энтоэль-леа-Акос. – Ну хоть это. – Да, хоть это. Теперь ты знаешь. – Знаю. Он должен был это предвидеть, должен был оказаться быстрее, вскочить, схватить ее за руки, удержать. Она поймала его врасплох. Он не успел. Подняла руки к лицу, одним движением сорвала повязку. Он замер в полушаге от нее. Было слишком поздно для всего. – Я пойду с тобой в горы, Йатех. Хочу жить с тобой, жить и родить тебе детей. Она говорила тихим, спокойным голосом, глядя ему прямо в глаза. – Но ты ведь знаешь, какова цена. – Знаю. Но это будет когда-то, не теперь, не завтра. Когда-то. Она поднялась на носочки, схватила его за подбородок и принялась внимательно рассматривать. – Ох, твой нос и вправду выглядит многократно сломанным. И этот шрам отвратителен, кто зашивал рану? – Мой двоюродный брат. – Тот, с которым ты дрался за еду? Это многое объясняет. Твои глаза скорее карие, чем серые. – Так ли это важно? – Конечно. И твои волосы, кто-то должен привести их в порядок. А ко всему… Ее выдали глаза, внезапно подернулись поволокой, увлажнились, она несколько раз моргнула, но это не помогло. Из-под прикрытых век появилась слезинка, а потом вторая. И тогда ее подвел и голос. – Почему… почему все это настолько сложно? – прошептала она. – Почему ты не можешь быть обычным мужчиной, купцом, солдатом, просто поденщиком? Он не знал ответа. В очередной раз. – Человек не выбирает свою судьбу. – Ох, перестань, прошу. Не хочу нынче говорить о предназначении. Она потянула его в сторону постели. – Помнишь, что ты сказал, когда я пришла к тебе впервые? – Да. Что буду с тобой добр. – Так будь же со мной добр. И люби меня. Люби меня хорошо, Йатех. Как никогда дотоле. * * * Он выскользнул в ночи, словно бандит, преступник, крыса. Сбежал из дома людей, которые последние три года были его семьей, кормили его, одевали, выказывали приязнь, уважение и любовь. Иссарам не должен принимать ни одной из этих вещей от чужих. Облачился он в те же одежды, в которых некогда прибыл сюда, в старую бурую хаффду, черный экхаар, сношенные сандалии. Не имел права забирать отсюда ничего, что не принес сам. И так украл слишком многое. Он вложил мечи в ножны, кинжалы отправились на свое место, по одному у каждой щиколотки, еще один на левом предплечье. Последний он не взял. Еще раз проверил дверь. Закрыта. Потом он подошел к окну, выглянул, до дерева было всего несколько футов. Когда он уже будет снаружи, проблем с тем, чтобы покинуть резиденцию, не возникнет. Он еще раз взглянул на постель. – Я говорил тебе, сейкви аллафан, что люблю тебя больше жизни, – прошептал он. – Я не могу забрать тебя в горы. Не могу обречь тебя на годы мрака и мельничный жернов. |