Онлайн книга «Сильные. Книга 1. Пленник железной горы»
|
– Хочу жениться! – Уходи! – Не уйду! А-а, буйа-буйа-буйакам! – Юрюн! Юрюн-боотур, спасай! А что прикажете делать? Ну, спас. Малышка Туярыма шустро забралась ко мне на колени, обхватила руками, прижалась. Из-за моей спины она корчила адьяраю рожи и делала жесты, значение которых вряд ли понимала. Адьярай шумно обижался. Рычал, прыгал, грозил отгрызть невесте обе ноги от пяток до задницы. Чудовище было очень похоже на свою жертву, с поправкой на замурзанность и людоедство. Близнецы всегда похожи друг на друга, а Солнечный Зайчик и Жаворонок [48] , потомство дяди Сарына и тети Сабии, родились близнецами. – Кто тебя этому научил? – строго спросил я у Жаворонка. Туярыма ни капельки не смутилась: – Баранчай! Баранчай научил. – Врет, – с отменным спокойствием возразил блестящий слуга. Объясняясь, он продолжил раскладывать еду на тонко выделанной оленьей шкуре, которую принес с собой. – И не краснеет. – Не вру! Не вру! – Я не размножаюсь таким способом, каким показало это скверно воспитанное дитя. У меня другие принципы. А кое-кому из благородных отцов я бы посоветовал сдерживать себя в присутствии детей. Даже если… Баранчай помолчал и подвел итог: – Даже если что. Прошу меня великодушно простить. – Сказку! – завопил адьярай, превращаясь в Кюна. – Папа, я хочу сказку! – Какую? – спросил дядя Сарын. Кажется, он был рад сменить тему. – Про улус! Про ученый улус! – Ты слушал ее тысячу раз. – Про ученый улус! – присоединилась Жаворонок, оттаптывая мне колени. Меня всегда удивляло, как маленькая девочка может нанести столько увечий несчастному боотуру. – Тысячу и один раз! Ну папа! В отличие от детей, я не знал этой сказки. Ученый улус? В возрасте Кюна я предпочитал сказки про боотуров. «Да как взялись за мечи, да как принялись мечами махать, вскрикивая и вопя, как поленья, друг друга щепать…» Помнится, я не сразу выяснил разницу между «щипать» и «щепать». Кустур вопил от моих щипков, а я ликовал: «Кырык! Победа!» – Жил да был один улус, – покорно начал дядя Сарын. – Побольше нашего, а по тамошним меркам – совсем крошечный. Населяли его люди ученые, с большими-пребольшими головами. Знаете, сколько разной ерунды влезало в эти головы? Да расширятся их головы, подумал я. Пусть еще ерунды влезет. – Охотники! – крикнул Кюн. – За силой! – поддержала Туярыма. – Да, зайцы-жаворонки. Люди этого улуса охотились за силой. Они знали, что силу можно запереть в темнице. Заточить, сковать и высвобождать по мере необходимости, для своей пользы. Силу ветра, быков, воды, солнца. Силу всего, что движется, потому что движение и есть сила. Жители нашего ученого улуса родились храбрецами. О, они решили заполучить силу самого главного, самого могучего, самого неодолимого движения – хода времени. Время ведь тоже движется, а? Значит, оно может тянуть повозки, пылать в светильниках, лечить больных… – Зажигать звезды! – Верно, зажигать звезды – и гореть в них [49] . Улусники захотели накинуть ярмо на ход времен. Они сунули времени в рот удила, схватились за узду… – И время их сбросило! Как дикий конь! – Сбросило – полбеды. Люди ученого улуса, а также их семьи, и другие люди, которые кормили-поили, одевали-обстирывали наших ученых улусников – горе-беда! Все они вскакивали на необъезженное время в одном месте, а свалились совсем в другом. В новом, неизвестном, опасном месте. Здесь жили другие люди – да, не такие ученые, но куда лучше приспособленные для своих краев. Арт-татай! Время обиделось и перекроило их мир до неузнаваемости. Пришлось ученым улусникам учиться жить заново, меняя самих себя, ища себе уютное место на новом месте… – Место на месте! – Кюн захохотал. – Место на месте, жених на невесте! – поддержала Туярыма. Сказать по правде, эта девчонка росла быстрее, чем следовало бы. – Я скачу! Кюн оседлал хворостину: – Я скачу на времени! Меня не сбросишь! Я боотур! – Ты хорошо запомнил мою сказку, заяц, – дядя Сарын потер ладонью свои вечно зажмуренные глаза. – А дети их стали рождаться боотурами. – Мальчики! – Конечно, мальчики. Кто скорее выживет в чужом месте, если не боотур? – И я боотур! Спрыгнув с моих коленей, Жаворонок ускакала прочь – гарцевать молодой кобылкой. В хворостине она не нуждалась, обходясь собственным воображением. Дядя Сарын проводил их взглядом. Я уже говорил вам, что его слепота давно перестала смущать меня, равно как его зрячесть? – Ты был у него? – спросил Сарын-тойон. Я кивнул. – Не слишком ли часто? – Не знаю. А что? – Ничего, просто так. О чем ты ему рассказываешь? – О разном. Где был, что видел. Папа-мама, Мюльдюн с Айталын. Кустур первый меч сковал. Умсур лягушку съела. – Лягушку?! – Ну, когда стерхом обернулась. Сам видел, клянусь! Мотылек выучился ходить боком. Мне зимнюю шапку справили, новую. Ободрали волчью голову с ушами, а оторочка – из росомахи. Я в ней – сова совой! Только рогатый… – Рогатый? Почему? – Потому что уши. Торчат. – И он все это слушает?! – Не знаю, – повторил я. – Вряд ли. По нему не поймешь. Только я все равно рассказываю. Слышит, не слышит – все равно. Пусть знает, что мы – семья. Я и про вас ему рассказал. – Сказку? – Правду. – А вот я, – дядя Сарын отвернулся, – больше люблю сказки. – Про ученый улус? – Про двух братьев. Эта сказка очень похожа на правду, а еще больше она похожа на твою историю, дружок. Только те братья были ровесниками. Они даже были, – дядя Сарын помолчал, вслушиваясь в крики детей, – близнецами, как мои разбойники. Ну и сильными, разумеется. В остальном… – У вашей сказки счастливый конец? – Конечно! А ты чего ждал? Врет, отметил я. Врет и не краснеет. За эти годы я не научился врать, но стал различать, когда врут мне. Время, говорите? Дикий конь?! Я потихоньку, день за днем, объезжал этого коня. Когда я впервые вошел в железную гору и увидел Нюргуна, срок, отведенный для его освобождения, был больше, чем срок моей мальчишечьей жизни. А теперь – ой-боой! – я прожил дольше, чем Нюргуну осталось быть пленником. У каждого свои ухватки борьбы со временем. Мои ничем не хуже ваших. |