Онлайн книга «Тойота-Креста»
|
– Топливный насос высокого давления. В это время псы Зелёнки бежали мимо по своим делам, и Женя крикнул: – Эй, шкуры, идите ко мне! Подождут ваши псиные дела, или псовые – как у вас правильно? Ну-ка… лохматые! Говорите – брать «марковника»? Крупный лохматый кобель с шерстью, торчащей мокрыми иглами, вдруг приостановился возле Жени и громко гавкнул. Саня плюнул, отвернулся и покачал головой. Шёл косой снег с ветром. Намерзнувшись и осмотрев ещё несколько машин, они вернулись домой: должен был звонить Виталя. Женя надеялся, что он задержится во Владивостоке и дождётся, пока решится с машиной, но переживал, зная Виталину стремительность. Виталя был капитаном и, когда наступала короткая северная навигация, носился по Енисею и притокам, как бешеный. Привычка эта распространялась и на сухопутные поездки. Едва сели за стол, раздался звонок. – Но. Есть такой, – Саня глянул на Женю и протянул трубку, – на. – Да? – Зда-арово… – донёсся издали голос. – Виталя? Ты чо, приехал? Ты где? – обрадовался Женя. – Приехал, – раздался далёкий голос. – Не понял, приехал? – резанул Женя. – Под капельницей лежу… – слабо отдались слова. Виталя, большой бодряк, артист и любитель прибауток, был законодателем тончайших языковых оттенков и виртуознейшим матерщинником. Мастерское его зубоскалие бывало утомительным, но когда он изредка решал говорить нормально, звучало это настолько неумело и бесцветно, что за него самого становилось неловко. Услышанное по телефону еле донеслось зыбкими и мелкими строчками и никак не вязалось с Виталей, всегда насекавшим крупно и сочно. Да и слово «капельница» казалось настолько нелепым, что Женя не поверил и списал на свою невнимательность и способность допридумывать. Он почти пропустил-прослушал это слабое «под капельницей» и снова резанул: – Виталя, не понял, ты приехал? – Да прие-хал, прие-хал, – отвечал тот, разделяя слова на равно ударные слога. – Га-ва-рю, под капельницей лежу… – Да где ты? Объясни добром. Где? Здесь, во Владе? Я подъеду. – В «Граните» каком-то. – Комната какая? – С торца вход… Найдёшь… Давай… – Всё, жди. Ничо не понимаю. Саня, чо за «Гранит»? – Он чо, в «Граните»? – Но. Чо-то не вкуюсь: нажрался, что ли, и окаменел? Да не похоже на него… Чо за «Гранит» такой? – Да гостиница на Котельникова, там перегоны кантуются. Ничо местечко… весёлое… – Далёко это? – Ну… так… Поехали. Женя подуспокоился, уверенный, что теперь Виталя его дождётся и не придётся связываться с отправкой на поезде. Гостиница «Гранит» из грязно-белых блоков стояла на сопке, и ночью далеко светились её грубые красные буквы. Свороток с Котельникова был почти вертикальным, и туда, шлифуя лёд, Саня с Женей взмыли на Сашкином тогда ещё чемоданистом «цедриле» – «ниссане-цедрике». Справа и ниже шли ряды гаражей-мастерских, именно в них годы спустя готовил Жене ходовку механик с металлически-сизыми руками. Проехав к левому торцу гостиницы, они зашли внутрь. Из коридора вели двери: «стоматология», «наркология». Женя наудачу спросил у проходящей медсестры: – Виталя здесь? Та кивнула на дверь с необыкновенным почётом. Женя отворил. Там стояла женщина в халате, а из дальнего закута медленно выходил Виталя в цветастых до колен трусах. Шёл, вразвал ставя босые ступни с крупными ногтями. Из локтевого сгиба руки торчала трубка, примотанная пластырем. Её конец волочился по полу. Живое черноглазое и курносое лицо его было небывало опухшим и каким-то сухо-надутым и от этого особенно измождённым и потрясённым. Глаза ссохлись до щёлок. Обычно гладкий горшок волос лохматился во всех направлениях и поражал игольчатой какой-то кристаллизованностью. Пьющим Виталя не был, но по всем признакам с ним стряслась страшная внезапная пьянка. – Здорово! – хватанул его Женя за плечи. – Здорово, – слабо отозвался Виталя, не добавив ни прибаутки и сам от этого теряясь. Стянутое лицо почти не давало ему говорить. Все втроём присели на деревянно-твёрдый диванчик. – Ну, ты чо? – Ну вот… – развёл он руками. – Пил, что ли? – Но. – На, – Женя протянул расчёску, – кудри продери, а то ты как… пёс Зеленки. – Чево? – Да ничего. Д-да, блин… Как угораздило? – Так и угораздило, – потрясённо отвечал Виталя, – в последний день, главное… – Не жрал ничего поди? – Не-а, – сказал Виталя и добавил с совершенно несвойственной научностью: – Когда я выпью, я теряю… способность закусывать. Мужики засмеялись. – А напарник твой где? – Там, – он показал наверх, – в номере… – А это кто? Рядом на койке лежал в забытьи здоровенный худощавый братан: избитая морда, закрытые глаза, приоткрытый рот с лошадиными зубами, выпирающими, как у трупа. Из него тоже тащилась какая-то трубка на треногу со склянкой. – Я уж думал, напарник твой! – хохотнул Женя. – Не. Не мой, – попытался улыбнуться Виталя. – Говори, тебе чо-нибудь надо, может? Воды там? Микстуры какой-нибудь? – Я уже попил… микстуры… Не надо ничего, – еле говорил Виталя. – Взял машину-то? – Да нет, ищем. – Чо так слабо? – Цены конские. – Искать уметь надо… Зря. Так бы вместе погнали… – Не понял, – опешил Женя, – ты когда ехать-то хочешь? – Как когда? Завтра. – Ты чо, Виталя, сдурел? Ты свою рожу в зеркале видел? – Рожа как рожа. – Тебе отлежаться надо. – Нашёл тюленя… – И машину приготовить. – Парни всё приготовили. – Да не кипишись ты, одыбайся, вместе погоним. – Ну, – покладисто согласился Виталя, – твою можно вообще в кузов закинуть. У Жени отлегло. Виталя замолчал – было видно, что он впервые в таком переплёте и сам не знает, что непривычней – страшенное похмелье или потеря острословия. – А ты ведь уже ездил здесь? – спросил Женя, считая, что Виталя избороздил всю трассу, настолько уверенно он держался. – Но. Один раз. – Один? И как тебе дорога? – Да нормальная, – сказал Виталя и добавил с нарождающимся оттенком невозмутимости: – Есть, правда, несколько сложных перевалов… – Ну ладно, давай, отходи… Мы поедем. Чо, созваниваемся утром? |