Онлайн книга «Отец мой шахтер (сборник)»
|
– Товарищи! – крикнул он в зал. – Владимир Ильич снова в строю! – И он побежал за кулисы. Участники совещания – в основном военные – поднялись, наклонились, вытянули шеи, пытаясь заглянуть за кулисы. – Владимир Ильич! – горячо проговорил Троцкий, от волнения не замечая Сталина, а тем более Новика. Сталин что-то хотел сказать, остановить Троцкого, но тот уже вел Шишкина на сцену. – Шени деда мобитхан! [22] – сказал Сталин в пол. Зал взорвался аплодисментами. Все встали, хлопали в ладоши и кричали: – Ильич! Наш Ильич! – Товарищ Ленин! – А говорили – не встанет! – Кто говорил – враги говорили! – Ура товарищу Ленину! – Ур-р-ра!!! Троцкий успокаивающе поднял руки. Постепенно стало тихо и наступила мертвая тишина. Все ждали слова Ленина. Шишкина разбирал чих, но и сказать что-нибудь ему тоже хотелось. Он покосился за кулисы. Новик показывал ему здоровенный кулак. И тут Шишкин чихнул. Громко и весело. – Будьте здоровы, Владимир Ильич! – дружным хором отозвался зал и вновь взорвался аплодисментами. Мертвый город. 23 февраля 1923 года Властно порыкивая, могучий бенгальский тигр шел к Мертвому городу. Трудно сказать, что влекло его туда – запахи праздничной пищи или незнакомая песня, дружно и весело исполняемая множеством голосов: – Ох, когда помрешь ты, милый мой дедочек? Ох, когда помрешь ты, сизый голубочек? – Во середу, бабка, во середу, Любка, Во середу, ты моя сизая голубка! Стол – один на всех, уставленный бутылями с рисовым самогоном и кокосовым вином, заваленный фруктами и жареным мясом, – змеился среди развалин. Во главе стола сидели Брускин и Наталья. Это был их праздник. Это была их свадьба. Как подобает жениху, Брускин был весел и задорен. Как подобает невесте, Наталья была рассеянна и грустна. Комэск Ведмеденко поморщился, поднялся из‑за стола и, покачиваясь от тяжести своего могучего тела, направился в джунгли. – Та хиба ж це писня? Хиба ж так спивают? – ворчал он на ходу. Брускин встал, поднял серебряный трофейный кубок и объявил свое выступление: – Товарищи! – Тихо! Жених товарищ Брускин говорить будет! – пронеслось над столом, и сразу утих пьяный гомон. У Григория Наумовича был такой вид, что, казалось, он сейчас заплачет, запоет или взлетит – от счастья. – Товарищи, – тихо заговорил Брускин, – вообще, я очень счастливый человек, потому что нет большего счастья для большевика, чем счастье практической работы с массами. Но сегодня самый счастливый день в моей жизни! Мы установили советскую власть в России. Мы устанавливаем ее в Индии. И как бы нам ни было трудно, мы все равно установим ее здесь! Потому что нет тех вершин, которые не покорили бы большевики! А сейчас я спою вам песню… Вообще-то мне медведь на ухо наступил, и я твердо знаю только одну песню, «Интернационал», но сейчас… я… спою… Сейчас… Ее пела мне моя бабушка… Сейчас… Брускин подался вперед и замер, глядя в небо, будто там были написаны ноты и слова. Все ждали. Пауза затягивалась. И стало ясно, что Брускин не споет. Да он и сам это понял. За столом зашумели, понимающе улыбаясь. – Забыл, – признался Брускин шепотом. – Горько! – крикнул кто-то, спасая ситуацию. И все закричали: – Горько! Горько! Наталья поднялась, опустив глаза, и Брускин поцеловал ее – испуганно и неумело. Похоже, это был их первый поцелуй. Тигр остановился и прислушался. Будто где-то рядом бушевал водный поток. Но он вдруг иссяк, и на поляну, где стоял тигр, вышел, застегивая мотню, Ведмеденко. Комэск, конечно, не испугался, но удивился: – Ты що, бажаешь людям свято загубыты? Тигр неуверенно рыкнул. – А я казав – не дозволю! Я казав: кто про невесту погано кажет, того вбью! Тигр зарычал угрожающе. – Пугаешь? Мене, червоного командира Ведмеденку, пугаешь? Та я ж тоби башку скручу! – и, подвернув рукава гимнастерки до локтей, Ведмеденко сделал первый шаг. Тигр громогласно зарычал и бросился на него. Ленин спал, лежа на спине, и был больше похож на покойного, чем на спящего. Сталин, Троцкий и Новик смотрели на него с горестным любопытством. – А Шишкин наш больше похож, – сообщил шепотом Новик. – На кого? – удивился Сталин. – На Ленина. – Так это и есть Ленин. – Сталин обиженно отвернулся, и Новик стукнул себя, дурака, кулаком по лбу. Это полное риска и ответственности решение, возможно, сегодня кто-то назовет авантюрой. Но для таких людей и Великий индийский поход – тоже авантюра. Не для них наш рассказ, а для тех, кто искренне и непредвзято жаждет знать, как все было на самом деле. Они лежали рядом: задушенный Ведмеденкой тигр и сам Ведмеденко с развороченной тигром грудной клеткой. Наталья положила ему на грудь белоснежную простыню, и та сразу напиталась кровью. Рядом стоял Брускин. Чуть поодаль – все остальные. В добрых маленьких глазах Ведмеденки появились слезы и скатились по вискам. – Почему вы плачете? – тихо спросил Брускин. – А я завжды плачу, колы вспомяну, що мене батько казав… – продолжая плакать, ответил Ведмеденко. – Что же он вам сказал? – Казав, що не зробити нам всемирну революцию… – Это почему же? – удивился Брускин. – Вин казав, що на всемирну революцию нам жидив не достане. Тому я и плачу. – Ну почему же? – растерянно улыбнулся Брускин. – Посмотрите – все наши боевые товарищи – настоящие революционеры! – Комиссар повернулся и с гордостью указал на стоящих плотной толпой красноармейцев. – Та яки кацапы революционеры!.. – Ведмеденко поднял руку, но она вдруг безжизненно упала. Умер Ведмеденко. Горки. 23 февраля 1923 года Медсестра Верочка, молодая, рано начавшая полнеть блондинка с добрыми голубыми глазами, держа в руках аппарат для измерения артериального давления, остановилась перед дверью ленинской комнаты и спросила шепотом сидящего у двери пожилого усатого охранника в кожанке, с наганом в кобуре на боку: – Никитич, ну как он? Охранник расстроенно нахмурился. – Плохо. Чихал всю ночь. Задремавший на посту номер один Никитич испуганно открыл глаза и прислушался. Из ленинской комнаты доносился какой-то шум. Никитич поднялся. В комнате что-то упало и разбилось. Никитич открыл кобуру. Но теперь было тихо. Тогда он неслышно подошел к двери и прислушался. Теперь из ленинской комнаты доносилось ритмичное позвякивание кроватной панцирной сетки. Никитич не поверил и прижался ухом к двери. Удары были сильными и ритм размеренным. В глазах Никитича загорелись веселые мужские огоньки, он покрутил ус, сел на стул и проговорил успокоенно и удовлетворенно: |