
Онлайн книга «Отец мой шахтер (сборник)»
– Новое поколение… – прокомментировал Печенкин и пожал плечами. Как большинство мужчин, он не умел разговаривать шепотом – получалось громче, чем если бы он говорил в полный голос. Галина Васильевна сделала круглые глаза, Владимир Иванович виновато втянул голову в плечи. – Я только одного боюсь, – взволнованно зашептала мать. – Он совсем не говорит о девушках. – Ну и что? – удивился Печенкин. – Какие его годы? Я только после армии гулять начал. – Тогда было другое время. А сейчас… Ты помнишь, что мы видели с тобой в Сан-Франциско? Этот ужасный парад… Владимир Иванович повернулся к жене, посмотрел на нее и с трудом сдержался, чтобы не рассмеяться: – Да ты чего, Галь? Мой сын? Печенкин? Галина Васильевна смущенно улыбнулась и зашептала: – Нет, все-таки хорошо, что мы живем в Придонске и до нас эта зараза еще не дошла… Илья зашевелился, поворачиваясь лицом к стене, и родители замолкли, вглядываясь и вслушиваясь. Сын спал, как спят малые дети, придавив щекой сложенные ладони, но дышал как взрослый – ровно и глубоко. Родители переглянулись. – А я его спрашиваю: «Ты выучил?..» – начал рассказывать Печенкин, но жена перебила: – Что выучил? – Латынь… Латынь выучил? – Выучил, все выучил, – успокоила мужа Галина Васильевна. – Два стихотворения в день… – Что – два стихотворения в день? – не понял он. – Когда Илюша был маленький, я заставляла его выучивать два стихотворения в день. Помнишь? Одно утром, другое вечером. Еще при поступлении в «Труа сомэ» они мне сказали: «У вашего мальчика феноменальная память». Знаешь, что я им ответила? Печенкин остановил на жене вопрошающий взгляд. Галина Васильевна улыбнулась, глянула гордо и победно и повторила то, что сказала шесть лет назад, с удовольствием процитировав себя: – Я знаю. Печенкин кивнул. Возникла пауза. Ребенок дышал ровно и глубоко. – А помнишь, как он взял моду нас пугать? – зашептала Галина Васильевна. – Годика четыре ему было… Идешь, а он из‑за угла – гав! Я так пугалась. Помнишь? Владимир Иванович напряг память и честно признался: – Чего-то забыл… – Ну вот, – расстроилась Галина Васильевна. – Ты же его и отучил. Сам на него из‑за угла гавкнул. А он так испугался! Реву было… Зато больше уже никогда не пугал. Помнишь? – Кажется, помню, – смущенно соврал Печенкин. – Я зато помню, как я за ремень взялся – он мою электробритву раскурочил, – я за ремень, а его нету! Как сквозь землю провалился… Ищу-ищу – нету! А он, оказывается, под кровать спрятался, засранец! Любил под кровать прятаться… Вот засранец… Галина Васильевна поморщилась и попросила: – Володя! Печенкин, улыбаясь, мотнул головой – еще раз переживая то забавное происшествие, и взглянул на часы. – Всё, пора вставать, – решительно проговорил он. – День очень насыщенный. – Подумал и повторил свою мысль: – Насыщенный день. Галина Васильевна взяла ладонь мужа в свои ладони: – Ну еще минуточку, Володя! Вспомни, что значила в детстве лишняя минуточка сна… Владимир Иванович подумал, вздохнул, видимо вспомнив, что значила в детстве лишняя минуточка сна, и кивнул, соглашаясь. И они продолжали сидеть на неудобном низком диванчике, прямые и счастливые, наблюдая лишнюю минуточку сна своего единственного дитяти. Наверное, Владимир Иванович и Галина Васильевна очень удивились бы, если бы узнали вдруг, что сын их вовсе и не спит… Илья не спал. Глаза его были открыты. Что-то он там думал… Глава третья. НАСЫЩЕННЫЙ ДЕНЬ 1 День, как и обещал Владимир Иванович, оказался насыщенным и напоминал сказочное путешествие Кота в сапогах и короля, с той лишь разницей, что Печенкину не приходилось обманывать сына, это были и впрямь его владения: фермы, гигантский элеватор, три завода, две фабрики, четыре банка и центральный офис компании «Печенкин», расположенный в самом высоком в Придонске здании – двадцатиэтажном небоскребе. Но было еще одно отличие этого путешествия от того, сказочного: если король, помнится, беспрестанно восхищался виденным, то молодой Печенкин молчал и смотрел на богатства отца холодно и бесстрастно. Впрочем, Владимира Ивановича подобная реакция не обижала, он ее не замечал, сам радуясь как мальчишка. И когда их черный бронированный «мерседес» в сопровождении «субурбана» с охраной остановился на краю придонского аэродрома, он первым выскочил из машины и, как фокусник из художественной самодеятельности, громко и весело крикнул: – Оп-ля! Среди ржавеющих кукурузников и вертолетов без лопастей особенно выделялся белоснежный красавец «фалькон» – личный самолет Печенкина. Под стать самолету был и летчик: в белой, очень элегантной, не нашей форме, белокурый, голубоглазый, здорово смахивающий на аса германских люфтваффе времен Второй мировой. Владимир Иванович обнял сына за плечо и крепко прижал к себе: – Полетим, Илюха! Сядем и полетим! Куда душа попросится… Я его буквально неделю назад купил. Хотел за тобой в Швейцарию послать, но Москва не разрешила. – Необходим полетный сертификат и предварительно оформленное разрешение на полет, – объяснил стоящий рядом секретарь-референт Печенкина по фамилии Прибыловский, тридцатилетний примерно господин безупречной внешности и безукоризненных манер. Речь его была ясной и четкой, взгляд твердым. Печенкин отмахнулся, помрачнев: – Знаю я их сертификат, мироеды московские! Копают все под меня! – Он вновь улыбнулся и обратился к сыну: – А летчика я выписал прямо из Германии. Летчик должен быть немецкий. А знаешь почему? Они детям рулить не дают! – Печенкин захохотал и хлопнул летчика по плечу: – Ну что, Фриц, полетим Москву бомбить? – Ja, ja, – отвечал улыбаясь немец. – Я, я, – удовлетворенно повторил Владимир Иванович и задумчиво посмотрел на сына, который оставался равнодушным и к этой восхитительной и дорогой игрушке. 2 Последним в деловой части программы насыщенного дня был док ПСЗ – Придонского судостроительного завода, который с недавних пор стали называть Печенкинским судостроительным. Ветер поднимал волну, полоскал трехцветные флаги, рвал и разносил над сотнями скучившихся внизу людей речь Печенкина, лишая ее смысла, но оставляя то, что в подобной ситуации может быть важнее смысла, – интонацию. Интонация была торжественной: – Я-а-а-я-я! – Я-а-а-я-я! – Я-а-а-я-я-я! Илья стоял неподалеку от отца в плотной толпе почетных гостей. Высокая деревянная трибуна, специально для них построенная, была довольно хлипкой, поскрипывала и даже как будто покачивалась. Никто этого, впрочем, не замечал. Все улыбались, горделиво глядя то вниз, то вдаль, и только Илья напряженно прислушивался к еле заметным колебаниям трибуны. Кажется, он боялся… |