Онлайн книга «Отец мой шахтер (сборник)»
|
– Это кому я должен сообщить? Курсант взял под козырек: – Мамин, командир танка КаВэ-два. – А где же танк? – спросил ехидно дедушка. – Где надо, в надежном месте, – жестко ответил Мамин. – Хех, – насмешливо закряхтел дедушка и плюнул в пол. – Ты, дед, не плюйся! – зло сузив глаза, заговорил Мамин. – Тут у вас, гляжу, умные все, чуть что – плюются! А как магазины грабить – первые. Дедушка посмотрел на Мамина с интересом. – Это вы на площади стреляли? – спросил он. – Мы… – А зачем вам завод? – Нам ваш завод сто лет не нужен, нам соляра нужна, хотя бы бочка, да топливопровод из старого трактора, можно это у вас найти? Старик не ответил, глянул на Мамина веселее. – Найдем и соляру, и запчасть, только ключи у меня спрятаны. – Он помолчал, прибавил: – Не бросаете свой танк… Это хорошо. А то я гляжу – бегут, всё бросают. Пушки, танки, машины. Мы за царя-батюшку воевали и не бежали так, а вы – за товарища Сталина и бегите. Мамин хотел что-то определенное сказать и на это, но обернулся, потому что за его спиной открылась входная дверь. Вошел Ермаков и вместе с ним женщина с озабоченным и встревоженным лицом. Ей было лет сорок, и, наверное, в молодости считалась она красавицей, но без сожаления разменяла свою красоту на заботу о ближних и беспрерывную работу. – Он ваш? – спросила она, глянув на Мамина. – Наш, – согласился Мамин. – Что же вы его в таком состоянии бросили? – Она повела Ермакова в соседнюю с кухней комнату. – Она что, докторша? – обратился Мамин к дедушке. – Фельдшерица, – ответил тот, снял с шеи сухую тряпку и вытащил из ведра ногу. У Мамина вытянулось лицо. Ноги не было чуть ниже колена. – В Гражданскую, папаш, ногу-то потеряли? – вежливо спросил он. – Не, – сказал дедушка, – я после той войны пить больно стал. В снегу заснул раз и ногу отморозил. Да и другую хотели отрезать. Мамин был удивлен такой неожиданной откровенностью. – И где же теперь ваша часть? – спросил дедушка, вытирая насухо культю. Мамин улыбнулся. – А нету части, папаш! – откровенностью на откровенность ответил Мамин, глядя искренне и весело. – Я этот танк в кустах нашел, в лесу. Вот честное комсомольское! Он без топлива был, ну и, видно, его орлы какие-то бросили. А я солярки нашел и погнал. Все хочу училище свое догнать, чтоб ребята увидели. Экипаж уже набран, снаряды нашли сегодня, теперь вот к части б какой пристать… Женщина усадила Ермакова на диван в сером полотняном чехле, сняла шлем и осмотрела большую запекшуюся рану на взлохмаченной голове, потом помогла снять молескиновую куртку и стала осторожно расстегивать комбинезон. Жора сидел прямой и покорный, благодарно глядя на женщину. Мамин стоял в дверях, подпирая плечом косяк, смотрел. Кажется, это была первая его в этот день минута отдыха. – Вас как звать? – спросил он женщину. – Вера Васильевна, – ответила она, не оборачиваясь. – А вас? – Меня Иваном, – почему-то смутился Мамин и, подумав, прибавил доверительно: – А я женился, Вера Васильевна. – Поздравляю! – Она обернулась, улыбаясь. – А жена в Иркутске, – продолжил Мамин. – Мне в училище отпуск месячный дали. Двадцать второго, в воскресенье, расписались. Мы с ней в Москве на ВСХВ познакомились, два года потом переписывались. А я, правда, ночью про войну думал… Хотел двадцать третьего ехать, а она ревет, не отпускает. И родители… В общем, двадцать пятого ночью я поднялся и ушел. А ехал шестнадцать дней, Вера Васильевна, представляете? Вокзалы забиты, эшелоны… Билет мне не меняют, замучился. В общем, я опоздал. – Куда? – спросила Вера Васильевна. – На войну. Я в Новоборисов приехал, а там паника и никого наших нет. Я побегал по казарме, нашел вот планшетку Витьки Нечаева. Он вообще растерянный, не знаю, как командовать будет. – Мамин замолчал, глядя на обнаженного по пояс Жору. Плотное большое тело Ермакова горело на плечах, груди, животе мясистыми язвами со следами грязной воды, кусочками несгоревшей, приваренной к телу одежды, с синими точками неразличимой теперь татуировки, а где не было язв – вспучились белые водянистые пузыри. Вера Васильевна замерла, прижав ладонь ко рту. Из‑за плеча ее выглядывал Мамин. Жора не выдержал такого взгляда, и маленькие глаза его сами наполнились слезами. – Вдарило нас, как обухом, – громко, сбиваясь, заговорил он. – Я прочухался, дым черный такой. «Юра, – кричу, – ты жив?» Молчит… Я – вниз… Гляжу, а Юркина голова лежит и на меня смотрит. Одна голова… – Жора замолчал, сжался, чтобы себя пересилить, зажмурил сильно глаза, согнал слезы и закричал хрипло и глухо, стараясь, видимо, выглядеть веселым: – А это брехня, что в человеке девяносто процентов воды! Я б тому ученому сказал сейчас. Горит живой человек, горит, как порох! – Сейчас больно будет, – предупредила Вера Васильевна, дотрагиваясь до ожога смоченным в чем-то тампоном. Лицо Жоры исказилось. – Он не слышит, – торопливо напомнил Мамин и, видя, как больно Ермакову, спросил: – У вас спирта нет? Он, может, заснет потом. А так он от нас не отстанет, шебутной… Солнце падало вниз с полуденной высоты. Куры ходили по двору медленно и лениво как-то покряхтывали. Мамин поставил локти на столешницу, глаза сами по себе сомкнулись, и он мгновенно заснул. – Дядь… – кто-то тронул его за плечо. Мамин рукой помог себе, разлепляя веки, мотнул головой. Рядом стоял мальчик лет двенадцати, худенький, темноволосый, в шароварах и тапочках, в застиранной белой рубахе. На шее его алел тщательно выглаженный пионерский галстук. Мальчик смотрел внимательно и серьезно. – Вы танкист? – спросил он. Мамин кивнул. – Костя! – неожиданно громко и почти истерично закричала в открытую форточку Вера Васильевна. – Иди домой сейчас же! Мальчик помотал отрицательно головой. – Ты чего мать обижаешь? – спросил Мамин строго. – Я ее не обижаю, – не согласился мальчик. – Она требует, чтоб я галстук снял. А я не сниму. Испугались все… Мамин посмотрел на мальчика с интересом. – Так ты Костя? – спросил он. – Костя, а что? Мамин усмехнулся: – Во-первых, Костя, ты не выбражай, это раз… А во-вторых, иди своего деда подгони, это два… – Сейчас, – сказал Костя, но не пошел, а спросил: – Это ваш танк около взорванного моста в воде стоит? – Наш, – помолчав, ответил Мамин. – А что? |