
Онлайн книга «Инструктор спецназа ГРУ»
— Не без этого. Спасибо, шеф. — Не за что, ты ж заплатил. Будь здоров. А морды им все-таки набей! — посоветовал таксист, давая задний ход. Он был доволен, несмотря на перепачканный салон. С этого ныряльщика он взял столько, что и в три дня не заработаешь, да и история хороша — ребята в гараже обхохочутся. И потом, как ни крути, а человека выручил. — Да, — сказал «Леннон», критически осмотрев Иллариона. — Проблемы налицо. — Да вы не беспокойтесь, — сказал ему Илларион. — Я сейчас уйду. Мне бы только наручники распилить. — Зачэм пилить, дарагой? — с сильно преувеличенным кавказским акцентом сказал «Леннон». — Пойдем со мной, всо издэлаим! Фундаментом сторожки служил одноместный гараж, переоборудованный в мастерскую. Усадив Иллариона на черный от въевшегося масла табурет, «Леннон», вооружившись гнутой проволочкой и насвистывая сквозь зубы, принялся колдовать над наручниками. Несмотря на несерьезную внешность, руки у него росли откуда следовало, и уже через несколько минут Илларион с облегчением растирал запястья. — Вот и все, — сказал «Леннон», швыряя отмычку на верстак. — Дело мастера боится. Теперь посмотрим бок. — Не стоит, — сказал Илларион. — Там всего лишь царапина. Вы мне и так помогли. — И теперь вы, конечно же, отправитесь дальше сражаться за правое дело, иронически продекламировал «Леннон». Он определенно начинал нравиться Иллариону. — С чего это вы взяли, что я сражаюсь, да еще и за правое дело? — Вид у вас такой… невинно убиенного, но благополучно воскресшего борца за правое дело. — Правда? Тогда мне, похоже, и вправду следует сначала привести себя в порядок. — Не кокетничайте. Вы и без меня прекрасно знаете, как выглядите. В таком виде вы не пройдете и двух кварталов, как вас сцапают и снова бросят туда, откуда вы вылезли. — Слушайте, — не сдержавшись, сказал Илларион, — вы мне нравитесь. — Я многим нравлюсь, — скромно признался «Леннон». — Правда, многим я не нравлюсь. И, что характерно, вторым я не нравлюсь по тем же причинам, по которым нравлюсь первым. Из чего следует, что мир далек от совершенства… Кстати, вы не голубой? Нет? Все правильно, голубым я почему-то как раз не нравлюсь, как, впрочем, и они мне. Мы с ними друг другу взаимно не нравимся, и это, черт возьми, хорошо. — Почему? — спросил Илларион. — Потому что браки голубых бесплодны, а я намерен со временем подарить миру гения. Вы уже подарили миру гения? Нет? А почему? Что значит — недосуг? Мир без гениев сер, и на свободе в нем плодятся недоноски, которые надевают людям наручники, стреляют в них из пистолетов и бросают их — людей, а не пистолеты, в антисанитарную грязную воду. Или сначала бросают, а потом стреляют? — Это произошло одновременно, — признался Илларион. — Вот видите… Но вода-то была грязная, правда? — Очень. — Вот. Давно пора вывести всех на чистую воду. Ну вот, готово. Хотя я на вашем месте показал бы это врачу. В течение этого чепухового разговора веселый знакомец Иллариона успел обработать рану перекисью водорода, смазать края йодом, приложить какую-то холодную мазь, накрыть марлей и заклеить пластырем. Теперь он закрыл аптечку и с довольным видом отряхнул руки. Илларион подвигал локтем, повращал рукой в плечевом суставе. Повязка мешала, но не слишком. — Не проверяйте, не проверяйте, — сказал «Леннон», — лучше бывает только за границей, и то нечасто. Моя мама всю жизнь проработала медсестрой в больнице Склифосовского. Она так насмотрелась на всякие увечья, что до смерти боялась оставлять меня одного и вместо детского сада таскала к себе на работу. Так что к семи годам я мог смело претендовать на диплом медсестры… то есть, пардон, медбрата. — Медицинский? — спросил Илларион. — Что? А, нет, конечно. В золотом детстве я навидался выпущенных кишок и открытых переломов на всю оставшуюся жизнь. Так что поступил на философский… — Ого. — Вот вам и «ого». Бросил я это дело к чертовой матери. Водки хотите? — А еды никакой нет? — Еда едой, а я вас про водку спрашиваю. Еда подразумевается. — Если подразумевается, тогда и водки можно. Он порылся в куче хлама за верстаком и выудил оттуда бутылку и два стакана. Из другого угла достал полиэтиленовый пакет, в котором обнаружился изрядный кусок вареной колбасы, два крутых яйца и два же длинных и унылых парниковых огурца. — Что это у вас всего по два? — спросил Илларион. — Отрыжка философского образования. Дуализм. Единство и борьба противоположностей. — Какие же тут противоположности? Закуска… — Не скажите. Огурец длинный, яйцо короткое. Огурец, как известно, трава, а яйцо — как раз, напротив, почти курица. В то же время их, как вы справедливо заметили, объединяет и роднит то, что они являются закуской и через несколько минут сольются в экстазе в наших желудках, откуда и выйдут через некоторое время в виде однородного продукта… — А колбаса? — А вот это и есть тот самый однородный продукт! — Приятного аппетита, — сказал Илларион. — Ах, да, пардон. Я забыл, что вы выросли не в больнице Склифосовского. — Ничего. Кишок и сломанных костей я тоже повидал предостаточно. — Судя по вашему виду, это правда… Кто вы такой, спрашивать не буду — все равно не скажете. Или скажете? — Не скажу. — Само собой… «Лендровер» под брезентом ваш? — Мой. — Всю жизнь мечтал иметь такую машину. Дадите прокатиться? — Попозже. Сейчас это вредно для здоровья — могут по ошибке сунуть туда, откуда я вылез. — Попозже так попозже. За что выпьем? — За чистую воду. — Годится. Поехали. Незадолго до наступления темноты «Леннон» куда-то быстро смотался на своем потрепанном «жуке» и вернулся с джинсами и футболкой для Иллариона. Судя по размеру, одежда принадлежала ему. — Не знаю, право, как вас благодарить, — сказал Забродов. — Вы прямо как добрая фея. — Но-но! Какая я вам фея? Просто когда человеку нужна помощь, надо или помогать до конца, или не браться за это дело вообще. — Для философа вы на удивление здраво рассуждаете. — Так потому же и бросил… Несмотря на возражения Иллариона, парень настоял на том, чтобы подвезти того, куда он скажет. Дождавшись наступления темноты, они покинули стоянку, бросив ее на произвол судьбы. «Леннон» махнул рукой. |