Книга Фантомная боль, страница 62 – Арнон Грюнберг

Она, в свою очередь, пересылала мне на адрес мотеля в Йонкерсе все, что ей казалось срочным.

Некоторые знакомые, узнав, чем я занимаюсь, объявили меня сумасшедшим. Но я просто перестал им звонить и писать, чтобы избежать их добрых советов.

Дэвид, который узнал мой номер телефона от Сказочной Принцессы, позвонил и тут же, прежде чем я успел что-либо вымолвить, закричал:

— Ты уже связывался с моими родственниками в Олбани?

— Нет, конечно же нет.

— Мы беспокоимся. Позволь узнать, Роберт, что ты там делаешь?

— Кто это «мы», Дэвид? Ты что, звонил ван дер Кампу?

— Кто такой ван дер Камп?

— Мой амстердамский редактор. Ты с ним говорил? Если хочешь знать, они даже не хотят, чтобы я приходил на новогодний прием. Они в марте прислали мне приглашение на прием, который состоялся восьмого января.

— Я говорил только с твоей матерью.

— Она тоже настроена против меня. Она всегда мечтала, чтобы я стал теннисистом.

Ребекка сидела на постели и подшивала мне брюки — она была занята этим уже третий день. По-моему, на этих брюках лежало проклятье.

— Дэвид, ты сказал мне, что моя песенка спета. Я тогда не захотел в это поверить, но теперь верю. Из этой истины я сделаю выводы. Собственно говоря, это все.

— Из какой истины? Чем ты сейчас занимаешься?

— Брось, — тихо сказал я Ребекке, — ну их к черту, эти брюки.

Было жарко, я стер со лба пот. Одной рукой я попытался пошире открыть окно, но у меня ничего не вышло.

— Я работаю над поваренной книгой, и, сказать по правде, она почти закончена.

— Ты предаешь свой талант, Роберт.

Я услышал лай собаки Дэвида. Он любил собак. Гуляя со своей собакой, он знакомился. Почти со всеми своими девушками он познакомился благодаря своей собаке.

— Если я и предал свой талант, это произошло уже очень давно.

— Я всегда верил в тебя, Роберт, но, выходит, я ошибался.

Мною вдруг овладело странное умиротворение. Дэвид занимался риторикой, а я стал составителем поваренных книг, — таким образом, у нас не было больше причин соревноваться друг с другом. Наше состязание наконец-то закончилось.

— Как ты там мне писал в письме? — спросил я. — Что я, по твоему скромному мнению, абсолютно не умею жить, зато блестяще умею описывать такое отношение к жизни, как у меня.

— Тебе нужен врач.

Я снова услышал лай, и мне вспомнилось, что однажды я послал его собаке подарки.

Мне вдруг страстно захотелось лежать рядом с Ребеккой, обнимать ее. И еще мне захотелось поверить, что я ее люблю, что с кулинарной книгой все уладится, что скоро я стану моногамным и счастливым. Возможно, в ту минуту у меня просто не было другого выбора. Кого еще мне было любить, кроме нее? А если я не верил в то, что я ее люблю, то в кого и во что я мог еще поверить?

Я повесил трубку.

— А твоя песенка и вправду спета? — спросила Ребекка.

Она сидела на постели, на коленях у нее лежали брюки, иголка и нитка.

— Да, — ответил я, — почти до конца. На этих брюках наверняка лежит проклятье?

Она кивнула.

Я лег рядом с ней. Через тридцать минут госпожа Фишер ждала нас на ужин, но тридцать минут — это ведь не так мало!

Мы чувствовали себя точно в воронке времени — Ребекка и я. И неважно, что эта воронка находилась в мрачном Йонкерсе, на расстоянии получаса езды от Манхэттена. Это был настоящий Бермудский треугольник.

* * *

В гостиной госпожи Фишер мы пили игристое вино в честь окончания работы над поваренной книгой.

Из сотен рецептов госпожи Фишер я выбрал самые, с моей точки зрения, интересные. Только раз я задал госпоже Фишер вопрос:

— Все эти рецепты немного похожи друг на друга, какой из них вы считаете наиболее интересным?

Она надолго задумалась.

В предисловии и послесловии к книге я благодарил госпожу Фишер и даже два раза упомянул девичью фамилию ее матери. Когда она увидела эту фамилию в послесловии, она ущипнула меня за руку. До чего же добрую службу может сослужить сентиментальность!

Госпожа Фишер так растрогалась, что снова напекла печенье и выписала для общества «Карп в желе» еще один чек на десять тысяч долларов.

Мой долг «Американ Экспресс» постепенно сокращался, я регулярно вводил Сказочную Принцессу в курс своих еженедельных расчетов с кредиторами.

Порой она спрашивала меня:

— Откуда у тебя взялись деньги?

На что я отвечал:

— Ты ведь знаешь, я творческий человек. Ты вышла замуж за творческого человека, это сложные люди, но иногда они умеют творить чудеса. Из воздуха я делаю деньги, из обычной бумаги — поваренные книги, из действительности — иллюзии, а из своей собственной жизни — долину слез. Это и есть творчество.

— Ты старый дурак, — вздохнула Сказочная Принцесса.

— Не такой уж я и старый, даже среднему возрасту пока не удалось незаметно ко мне подкрасться.

— Ты старый дурак, — повторила она, — поверь мне. Эта женщина до сих пор с тобой?

— Да, — сказал я, — она все еще здесь. А как поживает твой кукольный театр для глухонемых?

* * *

Платье на госпоже Фишер сегодня было еще кокетливей, чем при нашей второй встрече. В двух шагах от могилы госпожа Фишер вдруг почувствовала, что в лицо ей повеяло ветерком жизни и молодости. То, что этот ветерок вырвался из моего рта, было непредвиденной случайностью, но все равно это был ветерок жизни и молодости.

— У тебя изо рта запах, как из цветочного магазина, — однажды сказал мне Йозеф Капано. — Дыхни-ка еще разок.

Как-то раз вечером Капано сказал:

— Прости меня, но позволь я кое-что достану.

Он подцепил ногтем застрявший у меня между передними зубами остаток пищи и положил его себе в рот. Я отвесил ему затрещину.

— Капано, — предупредил я, — чтобы ты в первый и последний раз вынимал что-то у меня изо рта и клал в свой. Всему есть границы. Особенно когда рядом посторонние.

Капано не признавал никаких границ, Капано было наплевать на границы.

— Роберт Мельман, — сказала госпожа Фишер, — вы оказали мне неоценимую услугу. Я очень рада, что откликнулась на ваше объявление.

— А как я рад. Ведь общество «Карп в желе» — это отчасти наше общее детище.

— Ах, какая же он у вас все-таки прелесть! — обратилась госпожа Фишер к Ребекке, от чего та покраснела.

На следующий день я позвонил своему немецкому издателю:

— Вы получите мою кулинарную книгу со дня на день, я послал рукопись срочной бандеролью. Я был бы вам признателен, если б вы перечислили на мой банковский счет вторую половину аванса.