Онлайн книга «Зулали (сборник)»
|
– Кто? – Нищенка, вот кто! Из семи детей выжил только один, внуков всего трое, и каждый себе на уме! У одного работа, у другого ремонт, у этой муж никак книгу не допишет! Кто-нибудь обо мне подумает? Я что, вечная? Правнука, что ли, не заслужила? На горячие заверения, что вскорости и у нее появится правнук, бабо Софа с минуту сверлила зятя недоверчивым взглядом, потом хмыкнула и, ничего не говоря, ушла к себе в комнату. – Свет твоим глазам, Мисак-джан! – раздался ее радостный возглас. – У Олинки правнук родился, три девятьсот пятьдесят, рост сорок девять сантиметр! Бабо Софа держала покойного мужа в курсе всех хороших новостей деревни. Плохие скрывала – берегла его нервы. Марк сразу же выкинул из головы разговор с пратещей, но осчастливленная правнуком Макаранц Олинка, которая, растянув в щербатой улыбке тонкий птеродактилевый клюв, приветливо кивала ему из-за низенького забора, живо о нем напо мнила. – С прибавлением в семействе, – поспешил поздравить ее Марк. Олинка засияла. – Спасибо, сынок. Вон, проснулась ни свет ни заря, передачу готовлю. Все уже положила: пирог с тархуном, малосольной брынзы, всякой мясной закуски – обязательно перченой – от сглаза. Сладкий хавиц – ты, наверное, не знаешь, что это такое, это блюдо из пшеничной муки, специальное для рожениц. – Она приложила ладонь ко рту и, перегнувшись через калитку, громким шепотом сообщила: – Чтоб матка лучше сокращалась! – А потом продолжила своим обычным голосом: – Курочку отварила, вино остудила… – Вино? – удивился Марк. – Вино врачам-медсестрам. И мясная нарезка с соленьями тоже им. Перекусят, выпьют по бокалу вина за здоровье малыша – и им хорошо, и внучке. И правнуку Керобу. – Уже решили, как назовете? – А чего решать? Имена передаются через поколение. От деда к внуку, от бабушки к внучке. По-другому в наших краях не бывает. Ладно, пойду, пора уже собираться. Скоро автобус, а мне ведь в райцентр ехать! И Олинка засеменила к дому. Марк было двинулся в путь, но она его снова окликнула: – Сынок! – Да? – А вы когда правнука Софе родите? – Скоро! Олинка с минуту изучала его ровно таким же недоверчивым взглядом, каким вчера смотрела пратеща. Кивнула. – Тогда ладно. И заспешила к дому. Марк уже добрался до подножия взгорка, когда Олинка торжественно выплыла со своего двора. Припасы она собрала в узелок, поверх длинного строгого платья повязала передник, волосы спрятала под нарядный платок. Перекладывая из руки в руку ношу, она бодро направилась к автобусной остановке. Проходя мимо дома Софы, замедлила шаг, словно обдумывая какую-то мысль, потом решительно толкнула калитку и вошла во двор. Софа хлопотала на кухне – возилась с начинкой для сливового пирога. На плите, посвистывая в облупленный эмалированный носик, закипал чайник, над блюдцем со свежим ежевичным вареньем кружила ошалевшая от выпавшего счастья пчела. – Готовишь? – просунула голову в дверь Олинка. – Собралась к внучке? – вопросом на вопрос ответила Софа. – А то! – Проходи, как раз чаю завариваю. – Не, пойду я. Но, вопреки своим словам, Олинка прошла на кухню, села за стол и, приспособив на коленях узелок, заботливо поправила бутылку с вином. – Мужа твоей Асмик видела. Кажный день гуляет, – доложилась она. – Голову проветривает, – пояснила Софа. – Лучше бы свой пупул [9] проветрил! Софа мелко закивала, соглашаясь с подругой. – Обещал книгу написать и проветрить. Олинка отогнала от блюдца пчелу, попробовала варенье. – Вкусное получилось. В меру сладкое. Чайник закипел. Софа залила кипятком чабрец, отставила настаиваться. Села напротив, пригорюнилась. – Я боюсь, он чем-то хворает. Спит мало, но это ладно, я тоже бессонницей маюсь. Но я хоть в постели лежу, а он выйдет на веранду и торчит часами у перил, словно привязанный. Смотрит и дышит. – Это хорошо, что дышит. – Это да. Но ест мало. Я ему хлеб на дровяной печи подрумяню, чаю с чабрецом заварю, выставлю на стол все свежее: и молочное, и огородную зелень – листик к листику, и помидоры-огурцы, и мед в сотах, и отварные яйца. Он нальет себе пустого чаю, съест кусочек хлеба с маслом, поблагодарит. И уйдет чернила с бумагой изводить. Рази от одного куска хлеба хорошую книгу напишешь? – Мясом пробовала кормить? – участливо спросила Олинка. – Да если бы! Он же этот, как его. Гетрианец. – Кто? – Мяса не ест! – Точно, больной! Софа хлопнула себя по лбу – чуть не забыла! Ушла в свою комнату, вернулась с прехорошенькими вязаными носочками: разноцветными, полосатыми, с пушистыми помпончиками. – Твоему Керобчику. Олинка погладила носочки морщинистой ладонью. – Двадцать два года, как моего Кероба забрала война. Его нет, а имя живет. – Имя живет, – согласилась Софа. И продолжила без перехода: – Олинка, может, у моего зятя глисты? – От глистов жрут как не в себя! – И то верно. Протяжно кашлянув, пробили часы. Олинка поднялась, аккуратно придерживая узелок. – Пойду, скоро автобус. – Вино сухое взяла? – засеменила за ней Софа. – Да. Совсем молодое, не успело добродить. Ну ладно, и так сойдет. – Может, мне ему хлебный суп на вине сварить? Вдруг аппетит разыграется? – Может быть. – Олинка взялась за ручку двери, помолчала: – Или придется Нуник приглашать, сглаз снимать. Софа обомлела. – Сглаз! Как я не сообразила! Марк наблюдал, как бесконечно медленно, изводя притихший мир ожиданием, поднимается солнце. Сентябрь еще в середине, а оно уже привередничает, намеренно запаздывает, скупится на свет и шепчет, шепчет – недолго уже, недолго. И небо вторит ему криком журавлиного клина – прощай, прощай. И тучи, казалось, еще вчера легкомысленно-ветреные, спустились к самой земле и идут-волочат дождливые свои шлейфы. Тяжело идут, одышливо. «Если в мире существует совершенство, то выглядит оно именно так», – думал Марк. Ему было хорошо и свободно. И он уже знал, о чем будет его следующая книга. Тем временем бабо Софа, прижав под мышкой сверток с кизиловым лавашем (идти к знахарке нужно обязательно с гостинцем, чтобы было чем ублажать духов), вышла со двора. Заслонив ладонью дальнозоркие глаза, разглядела вдали, на склоне холма, одинокую фигурку. Покачала головой, вздохнула и поспешила к дому Нуник – нужно успеть до возвращения зятя. Марк не догадывался, что вечером ему принудительно будут снимать сглаз. С ритуальными молитвами, заговоренным куском сырого мяса, которое нужно схоронить на перекрестке трех дорог, с ядовитым отваром черной чемерицы (нанести на запястья и не смывать до первого крика петуха) и конского щавеля (выпить залпом, перекреститься и три раза повторить: сглаз-сглаз, вернись на задницу того, кто меня сглазил). |