Книга Прячься, девочка, он уже здесь…, страница 23 – Василий Гавриленко

Руфь поднялась, и медленно пошла прочь, преодолевая сопротивление ветра. Ее волосы развевались, легкая одежда хлестала по ногам, а на снегу остался лежать смутный силуэт с разведенными в стороны руками.

Озеро шумело позади. Вот и кладбище: кресты сквозь снежную пелену смотрят на Руфь и подвывают, словно поняв, что все в этой женщине теперь обманчиво: и седина, и глубокие морщины, и нелепое одеяние, из-под которого торчат, как палки, худые ноги с посиневшими от холода ступнями.

Не уродливая старуха, спотыкаясь, шла по сугробам, а прекрасная золотоволосая Воительница, полная сил и жажды борьбы…

…У белой волчицы было три прекрасных детеныша — белые, как снег, игривые и непослушные. Они все время просили есть и ей часто приходилось покидать их, чтобы найти пищу.

Однажды утром, как обыкновенно, она ушла, но в этот раз что-то беспокоило ее. Она предчувствовала недоброе.

Волчата тихо спали. Но скоро они проснутся и попросят есть, а у нее нет ничего, чтобы накормить их. Волчица отошла совсем недалеко от логовища, когда предчувствие беды стало невыносимым.

Огромными прыжками она кинулась обратно, вздымая белые снежные буруны.

Но было поздно. В замшелой яме, служившей волчатам домом, шевелилось нечто мокрое, склизкое, обвешенное зелеными нитями водорослей.

Чудовище повернулось на разъяренный рык волчицы, разогнув сгорбленную черную спину. Показалась розовая пасть, длинные белые клыки, с которых стекали на снег красные капли. И тут волчица увидела под лапами чудовища три изуродованных тельца, беспомощно лежащие в грязно-снежном месиве.

Преодолевая шум в голове, волчица прыгнула к убийце. Ее передние лапы со страшной силой вонзились в слежавшуюся черную шерсть на груди чудовища, и оно грузно завалилось на бок. Мгновение — и горло врага было разорвано в клочья.

Волчица кинулась к своим детенышам. Облизывала их, словно пытаясь вернуть к жизни. Но — тщетно.

Яростный бессильный вой пронесся над придавленной зимою лощиной…

…Руфь вышла на поляну и остановилась, разведя в сторону руки, как будто намериваясь обнять бушующий мир.

Поблизости раздался волчий вой.

Белым призраком, почти невидимая за снежной пеленой, на поляну выскочила волчица. Увидев человека, она замерла.

«Это — я,» — такая мысль пришла в голову Руфи, и она сделала шаг вперед. Волчица глухо зарычала, обнажив клыки.

— Тише, — проговорила женщина, уже зная, что ей следует делать.

Волчица сразу успокоилась и, в свою очередь, шагнула навстречу Руфи.

Объединенные неувядающим, невыносимым горем, они перешли в иное пространство, где нет жестких форм и рамок, где нет эфемерного времени. Они стали двумя снопами ярчайшего света.

Руфь бросилась вперед, и волчица прыгнула ей навстречу.

Два светлых пятна устремились друг к другу и стали одним огромным. Горе белой женщины и белой волчицы слилось воедино…

Прошла зима, отшумели бураны, большой водой подступила весна, вслед за ней запахами лесных цветов пришло лето. Все это время Руфь обитала в том самом доме, где познала счастье, живя вместе со своими детьми и внуками.

Она часто бродила по лесу, собирала ягоды, грибы и коренья, разговаривала с птицами и зверями и ни на мгновение не забывала о предназначении. Руфь знала, что избрана для того, чтобы уничтожить Мисоша. Медленно, но верно приближалась ко дню своей Истины, дню, когда ей придется сразиться с абсолютным злом, потаенным, как самые сокровенные пороки. Тем злом, что дремлет в каждом.

Поначалу ей было тяжело жить в доме, где вещи напоминали о прошлом: рыбацкое снаряжение Керка, одежда и обувь Алисии, немудреные игрушки Лия и Тельмы, мебель, сделанная руками ее сына. Но врачующее время шло, боль утраты отступила в глубину сознания и все, происходившее с ней до Воодушевления, вдруг стало представляться Руфи почти что сном, прекрасным, но неизмеримо далеким. И она вся без остатка погрузилась в свои нынешние заботы, проникнутые, как ей казалось, высшей целью.

И вот у нечисти, долгие годы безраздельно властвовавшей в озерном крае, появился враг, не знающий жалости к порождениям Мисоша.

Но враг этот был одинок и очень слаб и не мог потревожить Мисоша так, чтобы тот встрепенулся и застонал от боли.

Воительница уничтожила трех рыболаков, двух оборотней и одного упыря — но это была капля в море. Руфь знала: уязвить Мисоша, заставить выйти на последний бой будет необычайно трудно.

И главное, она не чувствовала в себе достаточно сил физических и в еще большей степени духовных для воплощения своего предназначения.

Нетерпение и жажда мщения сжигали сердце Воительницы.

Часто по ночам смутные тени тревожили ее. Что-то неведомое мешало Воительнице до конца проникнуться необходимой уверенностью в собственной непогрешимости, неосязаемые, и потому прочные цепи сковывали ее.

Эти цепи были сны Воительницы, редкие, но ослепительно яркие. Руфь просыпалась в холодном поту со странным ощущением, что она воровка.

Весь день, ходя по дому или по лесу, женщина думала: что и у кого она украла? И лишь к вечеру вспоминала: да, украла у самой себя память о Керке, Алисии, Лие и Тельме…

Было мглистое сырое утро; в низинах, как медведь в берлоге, ворочался холодный сизый туман. Воительница бежала на запад, в сторону от озера, лес перед нею густел и дичал. Дубы, супротив бьющей наотмашь осени, еще держали на ветвях свой наряд, лишь изредка отдавая ветру коричневые листья. И, навек расставаясь со своими резными сыновьями, деревья тоскливо завывали и махали ветками: «Прощайте!».

До ближайшего человеческого жилья отсюда было далеко, и оттого таким неожиданным и совершенно неуместным в этой глуши был звук, прорезавший вдруг тишину. Воительница остановилась, словно налетев на невидимую прочную стену: неподалеку плакал ребенок.

Мальчик сидел на толстом слое побеленной инеем листвы, дрожа от пронизывающего холода. Он, похоже, ничего не понимал, кроме того, что ему больно, и совсем не испугался, когда из-за деревьев выскочила белая волчица с черными умными глазами на продолговатой морде. Она остановилась и, замерев, некоторое время пристально глядела на лесное дитя, словно раздумывая над чем-то.

Мальчик сморщил припухшее лицо и в мольбе протянул руки, но волчица отпрыгнула в сторону и исчезла, как видение.

Деревья шумели, ухала сова, кричали вороны, и маленький пленник занесенной листвой поляны закричал, полными слез глазами проводив мелькнувший за деревьями белый силуэт. Безмолвная чернота безжалостно стерла светлое пятно, и мальчик снова остался один.

Но вот зашевелились кусты, на поляну вышла высокая седовласая женщина. Глаза ее блестели точь-в-точь как у пропавшей волчицы.

Руфь подняла мальчика с земли — он был таким легким и худым, что становилось страшно. Дрожащие ручонки обхватили шею женщины, ей даже стало трудно дышать. Тщедушное тело найденыша сотрясалось от плача.