Онлайн книга «Приговоренный жить»
|
На лице Агеева недовольство сменилось озабоченностью. – Тут идет бумажная волокита, – понизив тон, будто извиняясь, произнес он. – Ты ведь не сотрудник органов и не агент… Надо подумать, как тебя оформить. – Оформить куда? – не понял Иванов. – Оформить по бумагам, – уточнил Агеев. – Задержали тебя мы. Но у меня с тобой только устные договоренности. Сейчас подам рапорт начальству о твоем освобождении из-под стражи. Обосную. Думаю, что решат быстро. – Как быстро? – Иванов не мог скрыть досады и раздражения. – Еще день, максимум два… – А может, и все три, – вступил в разговор Быстров. – Это как их начальство посмотрит. – Нет, ребята, я в такие ваши игры не играю! – возмутился Иванов. – И так у вас тут три дня отдыхаю. Делайте что-нибудь! Давайте выпускайте меня сегодня! – Сделаю все, что в моих силах, – пообещал Агеев и стал складывать документы в портфель. – Я сейчас в министерство. А ты, Александр, подумай насчет агентурной работы. Мы с тобой уже об этом говорили. Теперь считай это моим официальным предложением. Оформим быстро. И прикрытие в случае чего… – Подумаю, – равнодушно пообещал Иванов. – Да уж подумай. – Агеев направился к двери. – Пора определяться. Сидя в своей камере, – хотя камерой эту уютную комнату со всеми удобствами и телевизором назвать можно было с большой натяжкой, учитывая лишь то, что металлическая дверь надежно запиралась с внешней стороны и на окне стояла решетка, – Иванов думал о своей жизни. Вначале он вспомнил детство, мать, их уютную квартиру в Волгограде. Потом подумал о жене с дочкой и понял, что сильно соскучился. Потом мысли плавно перетекли к Юле. Вспоминая эту женщину, Иванов подсел ближе к столу и стал писать. Он написал стихотворение. Затем, прочитав его и кое-что подправив в тексте, Иванов, не раздеваясь, лег на кровать и стал размышлять о предложении Быстрова подписать контракт на агентурную работу с Главным разведывательным управлением Генерального штаба Вооруженных Сил. Быстров сделал это предложение сразу после ухода Алексея Агеева. И Иванов сердцем принимал убеждения своего боевого товарища, его веру в обновляющуюся Россию, ее армию, офицерский долг перед Родиной, но у подполковника запаса Иванова еще были жена и дочь. Он и так рисковал ими. А как раз на это он не имел права. Но и находиться в стороне от разворачивающихся событий или бежать с переднего края борьбы было не в характере Иванова. Подполковник запаса Иванов думал. Думал долго. К утру он принял решение… – Моя война закончилась там, под снарядами наших пушек в чеченских горах, – ответил он Быстрову на утренней беседе. – Систему не побороть. – Ты не понял, – стал разубеждать его Виктор. – Все меняется. Я уже говорил: во власть идут новые люди. Все будет по-другому! А Систему эту гнилую – под корень!.. Но нужны те, кто будет работать по-новому. – Витя, ты же умный мужик, – устало улыбнулся Иванов. – Ну как эта Система даст себя сломать? Она может, соответственно обстоятельствам, поменять окрас, но будет оставаться все той же нерушимой Системой с прикормленными стаями чиновников, которые, как вороны на помойке, засидели все «теплые» места. Ворон можно попытаться вспугнуть, но они тут же перелетят на другую помойку. И ничего не поменяется, кроме названия. Чтобы сломать эту Систему, потребуется революция. А еще одной революции Россия не переживет. – Но я же с тобой тут сейчас беседую о том, о чем еще год назад нельзя было даже заикаться! – не сдавался Быстров. – Я знаю многих из тех «новых», что совсем скоро придут в Кремль. Это люди, в большинстве своем, порядочные! – Интересно! Порядочные – во власти! – искренне усмехнулся Иванов. – Это действительно что-то новое. Только, по-моему, мы с тобой даже сейчас беседуем о том, что выгодно Системе сегодня и о чем она позволяет нам говорить. Да, ей надо измениться соответственно духу времени, так сказать, поменять оттенки окраса соответственно обстоятельствам, чтобы выжить. И она меняется – не спорю. Но, несмотря ни на что, остается незыблемой Системой. И имя этой Системы – государство! А в России государство – в первую очередь, не аппарат, гарантирующий безопасность и равные права всем гражданам, а аппарат принуждения большинства во благо жирующему меньшинству! Значит, по сути своей эта Система несправедливая. Поэтому служить ей я больше не хочу. И погоны я снял уже три года назад. – Ты пессимист, Саня, – вздохнул Быстров, не имея желания спорить дальше. – Но я понимаю: Система больно ударила тебя. Так борись! Добивайся того, что считаешь справедливым! – Я решил просто жить, – сообщил Иванов. – Хватит борьбы. У меня семья, которая имеет право быть счастливой, несмотря ни на что. А пессимист – это тот же информированный оптимист, товарищ подполковник. – Так я не понял, ты станешь нам помогать? – Помогать буду. Надо закончить с делами фирмы. Но никаких контрактов ни с кем подписывать не стану, – твердо сказал Иванов. – Ну, это тоже немало! – улыбнулся Быстров. – Организуй мне встречу с Сизовым… – потребовал Иванов. – Зачем? – Мне нужны фамилии и данные бойцов спецназа Чугуна. – И что ты думаешь с этим списком делать? – Есть одна идейка… В сопровождении офицера охраны Иванова привели в камеру к Дмитрию Сизову. За повидавшими не одну покраску железными дверями находилась самая настоящая тюремная камера-одиночка – с нарами и «парашей». Небритый и растрепанный Сизов напомнил Иванову образ зэка из фильмов про политических заключенных. Они поздоровались сурово, пожав друг другу руки. После ухода сопровождающего, убедившись, что дверь закрыта и за ними никто не наблюдает, Иванов присел на старый деревянный табурет серого цвета, одиноко стоявший посередине камеры, а Сизов – на застеленные солдатским одеялом откидные нары. Иванов осмотрелся: – Мрачновато тут у тебя. Мебели никакой. – А у тебя весело? – Сизов окинул побритого и причесанного Иванова нехорошим взглядом. – Где Батурин? – Не знаю, – пожал плечами Иванов. – Мы с ним расстались на дороге, после того как нас чуть не взяли в поселке. Решили, что каждый пойдет самостоятельно. Может, сумел уйти? – А как тебя повязали? – На посту ГАИ остановили машину, в которой я ехал. Дальше – проверка, установление личности… – Понятно. Видно, тебе здесь хорошо. – Как бы ни было, Дима, а контроля над собой терять нельзя, даже в мелочах, – философски заметил Иванов. – Почему не бреешься? – Что тебе надо? – грубо прервал Сизов. – Ты что такой невежливый? – улыбнулся Иванов. – Не рад гостю? После минутного молчания взгляд Сизова смягчился, он расслабил напряженную позу и тоже попытался улыбнуться: – Извини. Допросы все нервы вымотали. |